Глава первая
Ознакомительная

Zoe Saldana
1.1. Полное имя: Габриэль Джонс
1.2. Дата рождения: 14.12.1987 | 28
1.3. Особенности внешности:
Рост: 1.7
Вес: 50-51 кг
Телосложение: хрупкое, миниатюрное
Цвет глаз: темный, карий
Цвет волос: брюнетка
Особые приметы: черный шотландец, тату на фарси вязью на левой стороне спины еще со времен путешествий в Колумбии.

1.4. Деятельность: безработная, ныне прибывшая, в поисках работы.

Глава вторая
Биографическая

Предки Джонс долгие годы были рабами на территории США, пели джаз и блюз на тростниковых полях, совершали побеги, боролись за свои права, принимали участие в гражданской войне, начавшейся в 1861 году, но одному из них повезло оказаться на Штормовом и положить начало большого пути для черных шотландцев острова.
Бабушка Пепита Блювштейн, тайная поклонница вуду по сей день, по прозвищу Мама Блю, чья семья родом с Пуэрто-Рико, вышла замуж за моего прадеда, проживавшего в Солуэй, стала Джонс и не жалела о том ни дня, обожая моего деда и этот недружелюбный остров. Сэмюэл Джонс, весьма уважаемый Айболит в городе, один из лучших, потому как про него говорили, что он излечивал животинок одним только прикосновением - такие у него были золотые руки. Он не дожил до наших дней, но вместе с бабулей успел настругать детишек, разъехавшихся по всему миру. Из самых стойких и преданных острову оказался мой па - Фредерик Огастес Джонс (внешность - Сэмюэл Л. Джексон), всю жизнь был работником Конезавода Робертса, не чураясь физического труда и влюбленный, как и дед, в лошадей, сейчас жив-здоров, но уже вышел на пенсию, чтобы приглядывать за поехавшей крышей бабулей. Мама Блю может рассуждать вполне здраво, а может начать разговаривать с покойным мужем и нести всякую чушь, словно бы дед и не умирал и сидит сейчас в соседнем кресле. Кстати, семье пришлось оставить свой старый дом, стоящий в живописных местах на окраине, так как он был слишком старым и требовал серьезного ремонта. В городе осталась квартирка, которую раньше сдавали, куда отец переехал вместе с бабушкой, а Мама Блю не перестает тосковать по старому дому. По завещанию деда он принадлежит мне и моим детям, но никогда бы не подумала, что необходимость в этом однажды у меня появится. Отец позвонил и попросил подписать бумаги, чтобы эту развалюху можно было продать и выручить какие-то деньги, а я все откладывала и откладывала.

Моя жизнь уже давным давно на самом деле не связана с островом. Молодая ученая, темнокожая красавица американка, прятавшаяся за огромными очками, приехала исследовать что-то на острове, повстречала моего отца-конюха и понеслось. И вскоре появилась я. Когда мне было годика полтора, родители уехали жить в Нью-Йорк: маму требовали в ее исследовательском институте. Так сильно требовали, порой в длительные командировки, что отец снова затосковал по своим лошадям, а вскоре они развелись. Я осталась жить с суматошной и вечно занятой мамой. Мы много путешествовали по Южной Америке, часто переезжали, я много раз меняла школы и даже, наверное, искренне считала, что в свои девять уже успела устать от кочевой жизни. Но дело было не в этом, а только в том, что у меня никак не получалось завести друзей: только они появлялись, и моя мать бросалась в экспедицию на другом краю земли.
В общем, когда произошел несчастный случай на территории Колумбии и мамы не стало, какое-то время я находилась одна, потом нашла себе компанию и жила бы так по сей день, если бы не угодила в полицию. Не смотря на возраст, никакой паники у меня не было, я жила как жила, как меня научили, даже нашла себе кое-какую подработку и к тому времени была вполне самостоятельна, передвигаясь по Колумбии и заводя знакомства. В Медельине напротив музея де Антиокия, где меня пытались грабануть раз, наверное, в надцатый, я встретила лучшую подругу - Мануэлу, с которой дружба сохранилась на всю жизнь. Она же в один из дней отвела меня к мастеру татуировок. И теперь у нас с нею одинаковые тату. Мы считаем друг-друга сестрами.

И все-таки однажды социальные работники привезли меня на остров к отцу и бабушке, которых я помнила смутно, и умела только что хорошо бегать, пугаясь полиции, разжигать костер (см. устраивать пожар), драться, готовить еду и делать уроки, сидя вторым номером на мотоцикле. Или на каком-нибудь там верблюде. Кстати, водить мотоциклы и управляться с верблюдами я тоже умела. Меня не смущали необходимость спать на полу или земле, я с легкостью прикуривала бабке трубку, пока отец не видит, занималась паркуром, бросала ножи в деревья и наблюдала, слушала, впитывала магию этого странного для меня острова, этих людей и этой новой, слишком спокойной и правильной для меня жизни. В Солуэй первый раз я вернулась в 12 лет в 1999 году.

С учебой я втянулась и догнала одноклассников довольно быстро. Я обожала читать и учить что-то новое, так что мне все давалось довольно легко, к тому же я умела ставить перед собой цели и добиваться желаемого. Как говорится - "вижу цель, не вижу препятствий".
Труднее давалось общение. Влиться в уже сложившийся коллектив детей было довольно непросто, мягко говоря.

От бабули была в восторге. Пока она была еще полна сил, мы с ней мечтали, что сделаем в старом доме ремонт и он превратится в гостиницу Мамы Блю. Это была наша мечта и осталась таковой по сей день. Даже отец никогда не возражал. А вот моим желанием ехать учиться в Америку он всегда был недоволен. Он же научил меня достойно ездить на лошадях и часто брал с собой на Конезавод. А я любила сбегать из дома куда-то в лес, чтобы однажды там отыскать свое маленькое убежище и обустроить его, заниматься исследованиями и наблюдениями, будто копируя маму и тот сумасшедший, но такой интересный образ жизни, который мы вели вместе. А потом перед сном она зачитывала свои записи вслух. Там, в прошлой жизни. В общем, не смотря на упрямый и диковатый характер, учебу закончила на отлично, много подрабатывала в свободное время и в конце-концов уехала учиться в США.

Училась и одновременно где только не работала. В конце-концов даже  фотомоделью, но об этом не распространяюсь. Храню один журнал с самой классной фоткой в белье, но в надежном месте. Вернулась в Солуэй в августе 2016 года с двумя очаровательными, кудрявыми, как одуванчики, детками, почти двухлетками, близнецами Джимми и Сэмми. Отказалась продавать дом и решила начать приводить его в порядок, чтобы осуществить мечту, порадовать бабушку и снова собрать семью под одной крышей. Отец ворчит, но его понять можно. Теперь приглядывай не только за сумасшедшей королевой вуду, которая нет-нет да и прикрикнет, заприметив бобби, что-то вроде "жизнь ворам, смерть мусорам", чем смущает его и прохожих (но не меня, уж поверьте), то втюхивает наивным горожанам птичьи косточки ото всех болезней, организовывает всякие наложения и снятие порчи, привороты, отвороты, завороты и прочее колдовство. Отец не сомневается, что у Габи проблемы, но, как и многие, списывает их на отсутствие мужа и отца внукам. На самом деле сейчас основная проблема - это ремонт старого дома и отсутствие работы.

Глава третья
Характеристика
Человек решительный, целеустремленный. Живой ум и хорошо развитая интуиция. Отличается смелостью (из разряда "слабоумие и отвага") и независимостью. В детстве это проявлялось в виде выраженного своеволия и чрезмерной даже для ребенка любознательности. Предрасположенность к языкам, легко учит, легко схватывает. Учеба прекрасно дается. Преданный, надежный друг, за своего - перегрызет глотку, ринется в бой, не раздумывая. Надо помочь - никогда не откажет, хоть ночью. Ужасно скучает по своей лучшей подруге. Терпением не обладает, большой город заставил ее привыкать к суете, так что тишина, размерность и обособленность острова первое время могут ее выбивать из колеи. Да и вообще, растеряна, но это однажды пройдет. Вернувшись на остров с двумя малышами без мужа наверняка вызвала интерес у местных сплетниц, но нигде не тусуется, в бары не ходит, развлечений не ищет, любовников не заводит, в сад детей не отдает, ищет только работу. Часто говорит то, что думает, прямо, как оно есть, может вспылить, ничто человеческое ей не чуждо. Не очень общительна с незнакомцами, защищает свою территорию, не любит когда вторгаются в личное пространство или задают неуместные вопросы о ней или семье, но вполне готова поддержать дружелюбную болтовню. Среди друзей - огонек и заводила. Тяжеловато идет на контакт, долго раскачивается, но если рядом те, кому можно доверять, то может позволить себе повеселиться. Тайком иногда курит. Сильная, гордая, волевая натура, упрямая, заботится о детях, о бабушке, об отце, забывая себя и свои интересы. Одевается просто и избегает людские сборища, не любит к себе внимания. Пол царства за интересную книжку, бутылочку хорошего красного и пробежку. В данный момент осваивает искусство ремонта домов, починки крыш, труб и так далее, отдавая предпочтение соответствующей литературе.

Моя тайна:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

 

Глава четвертая
Организационная

4.1 Средство связи: в личку.
4.2

пост

Здесь царит обманчивое спокойствие. Кажется, нет более безопасного островка. Небезопасный, но дьявольски привлекательный Детройт там, снаружи манит, времени до начала съемок еще вагон, и Шерилин решается прогуляться. И чтобы не привлекать внимание, без своих дронов, она возьмет только старенький фотоаппарат. В мертвом, северном городе не уместны рыжие и с дорогими игрушками в каждой руке. Не смотря на то, что Детройт создает впечатление города-призрака, Шер уверена, что это не так. Она любит Детройт. Пустота улиц этого города, его говорящие сами за себя здания, и река, ощущения от которой, что она однажды восстанет, выйдет из берегов и затопит цивилизацию нахрен. Хорошее чувство. Как будто бы в этом городе человеку не рады и у него свой, особенный апокалипсис. Только бы не мешали.
Чувствовать людей, события и места — ее дар. И блестящая штуковина на ноге к нему отношения не имеет. Только мешает. Отвлекает своим голодным, высасывающим изнутри силы, поскребывающим чувством потери. Но лучше так, чем взорвать ожидающего на входе парнишку. Ох, уж эти звезды. Шерри уже не злится. Она улыбается. Да, черт побери, она снова стала это делать. Ну и как устоять? Солдатик был такой возбужденный, словно некая Нокс ехала в штаб не работать, а в качестве приза ему, желательно выскакивающая из торта. Желательно одетая только в свои волоса. Берцы ее, нет, не военные, девчачьи с дурацкой надписью "fashion", но очень удобные, бодро шуршали с парковки в сторону города. Спроси она его, того парня со входа, он бы сказал, что занят тем, что встречает звезду. Шер назвала бы это времяпрепровождение бездельем, но это было бы явное покушение на его чувство собственного достоинства. А военные, даже в лайтовых званиях, этого не любят.
Гигантские, опустевшие вокзалы-дворцы захватывают дух. Когда Шер приостанавливается на набережной в каком-то незнакомом парке, со всех сторон окруженном зданиями, уже время лететь обратно. Наушник разрывается от звонков. Малыш нервничает, а Шерелин не хочет никуда ехать. Она лежит на одной из чудаковатых, абстрактных скульптур из камня, напоминающей своим видом пончик. Камень прогрет теплым, весенним солнцем. Это очень приятное чувство. Малыш ждет приезда машины из штаба, но та почему-то задерживается. Шер едва может различить его силуэт у деревьев. И ей нравится вид, открывающийся отсюда. Шер переворачивается на живот и щелкает затвором фотоаппарата, давая себе зарок, что сегодня же спросит как Малыша зовут по-настоящему. Из-за ворота майки щекочущим движением вываливается нагрудный крестик — напоминание о том, о чем вспоминать сейчас не нужно.
Ей нравится идти просто так. Гулять и не думать о том, что и как давно изменилось. О том, что идет война. Мнимое спокойствие Детройта и весенний ветер пьянят. Несут обещание чего-то хорошего. Хочется здесь и сейчас побыть немного собой, двадцати с маковкой лет, абсолютной рыжестью, подурить, посмеяться. И снимать, снимать, снимать город-призрак. Но призрак не по обстоятельствам, а по своей сути.