Катриона очень спешила, очень честно и очень старательно, но чем больше она торопилась, чем тщательней готовилась к встрече, тем сильнее опаздывала, не в силах осмыслить этот временной парадокс. Раньше такого не было. Обычно она бы ни в какую не волновалась о том, что надеть. Мысль, что она обязана этой ночью выглядеть как-то особенно прошила её острой иглой насквозь, прочными нитями примирив с этой дичайшей идеей ближе к вечеру. К моменту похищения маминого платья, чёрного с серебряными блестками, она полностью отдавала себе отчёт в том, что идёт на немалый риск, но прийти сегодня в чем-то менее взрослом и обворожительном просто не могла. Кэт платье было немного свободным, но за счёт тянущейся ткани не улавливалась существенная разница. На маме оно смотрелись как обтягивающее, маленькое, коктейльное платишко. Черное-серебрянное, газообразное, летящее от дуновения ветерка или ее движения облако - на дочери. Голые плечи, огромный чёрный бант на шее и ярко-красные губы. Помаду тоже пришлось позаимствовать. Восхитительный алый, тёмный как кровь, распущенные локоны и удобные кеды. Туфельками пришлось пожертвовать, чтобы дойти до берега. К тому же Джейсон ни за что не должен догадаться, что имеет к ее внешнему виду даже косвенное отношение. Он был совершенно не при чем. Катриона даже топнула ногой, чтобы придать себе решительности, которой сразу же поубавилось, стоило ей оказаться на улице одной, но тут же попятилась за угол дома, потому что по брусчатке, поблескивающей в свете показавшихся на небе звёзд, шла парочка выпивох. Занырнув в переулок, она почти побежала, подгоняемая шорохами и звуками со всех сторон. Казалось, что кто-то за ней идёт. Вампир, почувствовавший как жарко пылают кровавые губы, вышел на охоту, чтобы наказать её за проступки. Кэт тоже чувствовала свои губы, яростно пульсирующие от притока крови. Почему-то ей было стыдно. Сейчас никто не видел её лица, не мог уличить в трусости, поэтому, наплевав на все,  Катриона мчала со всех ног. Воображение разыгралось. Хуже того, она боялась, что её увидят и засмеют. Чем ближе она была к побережью, тем более нелепо себя ощущала. Это платье не по размеру. Наверное, слишком открытое. Помада и особенно бант. Видела что-то похожее в журнале и осталась под впечатлением. Под невесомой тканью от лопаток и вниз прочертили дорожку капли пота. И когда Кэт как будто окликнул какой-то сиплый, невнятный голос, Катриона перешла на сверхсветовую и к моменту, когда выбежала на берег, была взлохмаченная, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, а бант съехал в сторону. Но кому до него есть дело?! Стюарт тихонечко, не похоже на саму себя, с колотящимся сердцем умоляла, чтобы Горец откликнулся на её скорбное блеяние на берегу, заламывая руки, отплевываясь от взбесившегося банта и волос, и постоянно оглядываясь назад, будто бы кто-то сейчас оттуда выпрыгнет.
— Джей? Джейсон?
Было ли ей страшно? Черто с два! Ей было так страшно, что трудно было дышать. Увидев его, взгляд её потеплел, заискрился радостью, позволяя панике отступить и спрятаться, но не исчезнуть бесследно. И она порывисто шагнула вперёд.
— Эй, Горец! — окликнула она его привычным прозвищем и замерла на мгновенье как статуя древнегреческой богини, позволяя ему себя оценить, а заодно молчаливо и немного поздно, но все же поприветствовала взглядом море, такое необычное и прекрасное, каким она не видела его ещё никогда. Кэт замерла, но не надолго, — Тебе отец сам голову оторвет, если узнает, — привычные интонации в её голосе возвращались. Такие обычные для неё, беззлобные, но колкие шутки относительно его шеи и бессмертия. Она даже уже сама этого не замечала, но постепенно успокаиваясь, все больше начинала светиться каким-то незнакомым волнением, что было на неё совсем не похоже. Стюарт нервничала. Щеки её пылали почти также сильно как и губы.
— Как сегодня жарко, да? - Кэт лепетала что-то невнятное о погоде, теребила несчастный бант и пару раз даже пыталась им обмахиваться, глядя куда угодно, но только не на Гордона. Жары не было абсолютно, но после такой пробежки и, будем честными, чудесного спасения, Кэт никак не могла прийти в себя.

Его слова смутили, и ей захотелось гордо и непринужденно ляпнуть что-то в духе Катрионы Стюарт, мол она не собиралась приходить. Что вышло все как-то случайно. Кэт даже смешно сморщила нос и набрала в легкие воздуха, но перевела на Джейсона взгляд и осеклась, не сумев выдавить из себя ни единого слова, так легко слетающего с ее языка в школе. И скорее интуитивно, чем вполне осознанно, кокетливо улыбнулась ему. И заодно той незримой, чудесной власти, которую обретала с ним рядом, вот как сейчас. Ей нравилось как Горец на нее реагировал, нравилось дразнить его и быть с ним невероятно смелой и раскованной. Нравилось, что он то ли позволял ей все это, то ли действительно не имел сил бороться с торнадо, которое она время от времени устраивала в его присутствии. Только сейчас не захотелось говорить гадостей и задирать нос. И еще он взял ее за руку, как-то особенно взял. Они проделывали это тысячи раз. Держались за руки, убегая откуда-то, но только потому, что Кэт никак не могла угнаться за Горцем с его длинючими ногами, рискуя отстать и попасть в лапы врагов. Заползая на дерево, когда она не могла дотянуться до нижней ветки, где уже сидел Джейсон и терпеливо ее поджидал, пока она, сопя и ругаясь, угонится за этой гориллой, с легкостью преодолевавшей любые препятствия. Те сотни раз, когда она рисковала зарыться носом, а Джейсон успевал отреагировать быстрее. И те тысячи, когда сама хватала его за руку и куда-то тянула, настойчиво и бескомпромиссно, как она любила, увлеченная новой идеей. А ведь он тянулся. Здоровый, высокий, точно спустившийся с гор дикарь, утаскивался ею с такой легкостью, как будто бы она была Гераклом или, как минимум, криптонцем из комиксов, расхаживающим в красных трусах. Глядя сейчас на него снизу вверх ей вдруг показалось, что это не только потому, что он сам позволял ей это, а еще и потому, что была в самой Катрионе какая-то странная, непознанная ею власть над ним. Та самая неизвестная магия, заставлявшая ее время от времени то ластиться к нему, то кусаться. Только вот сейчас не хотелось ни дразниться, ни гордо вскидывать подбородок. Что-то было очень правильное в происходящем. В его теплой, чуть влажной ладони, точно такой же как соленый, пропитанный морем и влагой воздух, которым они дышали. В рубашке, которая ему так шла и делала совсем взрослым.
И Кэт приободрилась, расслабилась, чувствуя себя в безопасности, как и почти всегда, когда рядом находился Гордон. Она затаила дыхание и в ожидании чего-то неизвестного, ужасно волнительного, но определенно прекрасного масляно заблестела потеплевшим от нежности взглядом на его почти черные в это время суток, бездонные, и невозможно пронзительные глаза. Цепкие, как у хищного зверя, внимательно глядевшего на мир из под лохматых бровей. И добрые и ласковые, когда он смотрел на нее. Кэт задохнулась от осознания того, что Джейсон удивительно вырос. И дело не только в росте - он всегда был очень высоким. Что-то изменилось в нем самом. Кажется, если бы он обнял ее сейчас, она бы почему то не возражала. Еще и потому, что глубоко в душе знала насколько идеально подошли бы друг-другу высокий, широкоплечий парнишка и низкорослая девочка, как пазл из головоломки, в которой требуется составить мозаику из разных частей, чтобы получился единый рисунок.
Катриона уставилась на руку Джея, ненадолго исчезнувшую в кармане, вытянула лицо и принялась довольно таки эмоционально выражать удивление и восторг, как лицом, так и ахами, радостными попискиваниями, которые способны воспроизводить на свет только девочки.
- Виу! Уоо! Я знаю, что это! Я знаю! - одной рукой она продолжала держаться за Джея, а другой вертела серебристый кружок, - Папа говорил, что наверняка в этом море на дне сохранилось множество всяких сокровищ. Это может быть оно? - дочь историка и археолога никогда в ней не исчезала. Бдела и ждала своего часа, чтобы проявить себя, подначивая к приключениям. Признаться, что дело не только в исторической ценности маленького кружочка было непросто. Какое-то время Кэт почти как ее отец, с таким же то серьезным, ученым, то щенячьим, восторженным выражением на лице рассматривала подарок, как будто не могла сразу решить - бежать ей к отцу и рассказать о находке Джея или все-таки задержаться еще капельку, все больше вжимаясь в друга плечом, словно закукливаясь в этого большого и невероятного человека.
- Спасибо, - протянула она, - Только не проси меня его вернуть, если это окажется часть древнего, кельского клада или какая-нибудь викингосская штуковина. Она моя, - она зыркнула предупреждающе на Гордона, весело и с хитрицой в глазах, сжав бляшку в кулачке, и смущенно ткнула в Джея пылающую от счастья мордочку, лбом и щекой, чтобы не оставить на его красивой рубашке следов помады.
- Это там бабочка? -  голос ее прозвучал странно и тихо, куда-то в самого Джейсона. Отодвинуться - означало разрушить момент, но стоять так и дальше было бы очень глупо. Он посмеется. Катриона бы обязательно посмеялась. Она всегда смеялась, если ее что-то смущало.
-  Пойдем? - она не могла заставить себя опрокинуть назад голову и посмотреть на него. И не могла отступить, потому что иначе он увидит ее лицо. Еще пара секунд и ей придется провалиться под землю. Закопаться в песок и никогда больше не выйти к людям.
- Хочу походить по воде! Бежим! - выкрикнула она и уже, как ужаленная, помчалась к воде, кое-как сбрасывая зашнурованные кеды и притормозила только у самой кромки, чтобы войти в накатывающие на берег волны с азартом сапера, впервые ступившего на неизвестное минное поле. Вода была темной, как переливающиеся чернила, сквозь которые ничего не было видно.
- Теплая, - заключила она, все еще настороженно в нее всматриваясь и ступая вперед. Плавала Катриона не очень и этот священный трепет перед огромной, живой, невероятно сильной и красивой стихией охватывал ее каждый раз, когда она приближалась. Больше всего пугала не вода, а неизведанное и невидимое дно. Если и существовал острый камень на этом побережье, по закону жанра Стюарт должна была на него наступить. Памятая об этой своей удачливости, она шла крайне осторожно, время от времени бросая на Джейсона веселые взгляды.
- Папа сказал, что мы уедем из Солуэла, когда закончится его работа. Через несколько лет, - зачем она это сказала? Сразу стало как-то не по себе. Даже музыка волн, мерная и спокойная, стала немного грустной. Вот они здесь, ночью, вдвоем, а когда-нибудь этого уже не будет. Она долго смотрела на него, стоя в воде. Где-то там за спиной чернел силуэт старой, брошенной баржи, - Но я не хочу уезжать, - пожала она плечами и провела ногой по подкатывающейся волне, утопая ступнями в мягком песке на дне, - Я буду как мама. Печь шоколадные кексы, - она улыбнулась, - А ты будешь их лопать. Ты большой. В тебя их влезет много! - фыркнула Кэт, выстрелила несильно ногой вперед, чтобы не обрызгать его, а так, напугать перспективой, подразнить, и рассмеялась. Чего стоили только совместные поедания сладостей, которые Катриона регулярно таскала из маминой Шоколадницы? Поедала же в основном она одна. Перепачканное лицо Катрионы и такой снисходительный, хитрый взгляд прищуренных глаз Джейсона откуда-то сверху на все это безобразие. Кэт прекрасно знала, что он не большой любитель сладкого в отличии от нее, но все равно продолжала настойчиво его угощать, а потом сама же и помогала ему справиться с тем, что в него не лезло. В общем, ее это всегда очень смешило. И нравилась их непохожесть.
- А ты, Горец, решил уже чем будешь заниматься, когда закончишь школу?

Отредактировано Katriona Stewart (2016-11-02 11:15:07)

Он хмурился, улыбался, был таким разным и при этом ужасно милым и даже смешным, а ещё Джей являлся обладателем стольких сокровищ! Скольких - Катриона не знала, но от чего-то безоговорочно верила. И все равно согревшаяся в ладони кругляшка с бабочкой была самой удивительной и драгоценной. И дело было вовсе не в её исторической ценности. А еще Горец был рыбаком, будущим капитаном, частью острова, морской стихией, в которой он чувствовал себя как рыба в воде, Нептуном, обладавшим несокрушимой и бурной силой, или, как минимум, одним из его сыновей. И все в нем было, как в море. Непроявленные ещё глубины, в которых царили диковинные, морские чудовища дна, завораживающие её своей неизведанностью и опасностью. Подводные течения в сумрачных уголках и самые настоящие бури на поверхности, несказаная, захватывающая красота, живость, а ещё древние клады, которые непременно нужно ей отыскать, большие, добрые киты и неуправляемая, природная сила, искусственно создать которую невозможно. Да, Катриона никогда не станет историком, как её отец, потому что Джейсон  - это море, а бляшка в её руке - самое удивительное сокровище, и все, чего она сейчас хочет - это печь кексы и встречать его на берегу. Она действительно этого хочет. Это картина так живо и ярко представилась ей, что она даже на мгновенье смутилась от осознания того как мало необходимо человеку для того, чтобы почувствовать себя счастливым. Жизнь больше не казалась запутанной и пугающей штукой. Взрослые были отчасти слепы. Они не понимали простого и уделяли время очень глупым вещам, когда самое важное было - печь кексы и ждать Джейсона Гордона на берегу. И только. Нужно будет только стараться не слопать все кексы самой, до его возвращения. И Кэт смеялась вместе с ним, представив себе как ей это будет непросто. Он тоже это знал.
- Только если ты обещаешь никогда не оставлять меня надолго! - весело запищала она, когда он её подхватил и закружил, захлебываясь от смеха, сияя глазами и цепко ухватившись за его плечи руками при очередном головокружительном вираже. Нужно было что-то ещё, что-то важное, чтобы закрепить их этот союз - он ходит в море, а она его ждёт. Что-то, чего она совсем не знала, но о чем столько слышала. Порыв, который не могла объяснить, но который чувствовала так сильно, что ей даже казалось она знает, что ждёт её там, в конце, если она ему последует, насколько можно знать вкус чего-то, чего ты никогда не пробовал, но очень хочешь. Предчувствовать его. Как если бы ты никогда не видел море, только смотрел на картинки, но все равно уже живо мог себе представлять переливающиеся сияние и тени бегущих на тебя волн, пусть даже не видя, не понимая картины в целом. Ни разу не слыша как море поёт или удивительно пахнет. И Джейсон, сильный, так легко удерживающий её на весу, он мягко щекотал её ухо своим дыханием, а она тяжело дышала, все еще не придя в себя от веселья, крепко обняв юношу за шею, хотя он и не собирался её ронять. Слов не осталось, они все исчезли куда-то, и она вспомнила, что ещё пару лет назад себе обещала, что это все не для неё, все эти поцелуи, вокруг которых столько шума среди девчонок, что они никогда не случатся. И поняла, что именно сейчас самое время для этого "никогда" пришло. Что больше всего она хочет коснуться губами этого теплого, мальчишеского дыхания. Чтобы он почувствовал сладковатый, свежий, едва уловимый запах помады, вдохнул его глубже.
— Хочу, — прошептала она в ответ, не смея пошевелиться и слыша как громче всех его слов и звуков прибоя стучит её собственное сердце.
— Только ты же не расчитываешь, что я сумею куда-то доплыть сама? Вплавь, — в том, что сам Джейсон смог бы проплыть море вдоль и поперёк она почему-то не сомневалась. Но она - не он. Не отдавая себе отчёта Катриона перебирала волосы на его затылке. В какой-то момент она не удержалась и резко повернула голову к нему, так, что её лицо оказалось прямиком напротив него. В уголке губ она почувствовала его дыхание, зажмурилась и потянулась вперёд, чуть ближе, застыв где-то совсем рядом, но так и не осмелившись его коснуться.
— Во мне столько кексов, что я пойду ко дну как камень через десять метров, — бормотала она тихо-тихо.

Она ничего не чувствовала кроме его тепла, запаха, его близости и сперва таких лёгких, а после более настойчивых и более смелых прикосновений. Волны не могли вырвать её из этих объятий. Они ничего не могли с ней поделать, когда Джейсон Гордон был рядом. Ни продрогнуть, потому что промокло платье, ни упасть, ни испугаться. Он был рядом, он целовал её, и не было на свете более мощной, как ей казалось, и притягательной силы. Соленый вкус губ, падающие капли с волос, щекочущие раскаленную, слишком чувствительную сейчас кожу, но лишь для него. Весь остальной мир как будто исчез, стал лишь его частью. Перестал быть осязаем и важен. Теперь больше никогда по-другому не будет. И эта исключительная нежность пьянила, завораживала, ошеломляла. Припечатывала её к нему, будто они всегда были чем-то очень неразделимым. Осознание, что она полюбила его ещё когда-то очень давно накрыло девятым валом, лишило остатков благоразумия и как глупая, растерянная, но безмерно счастливая девчонка Катриона лишь улыбалась и гладила голову Джея, его мокрые волосы, тихонечко прижимая его к себе и ужасно смущаясь попросить поцеловать её ещё раз. Было бы странным его попросить? Или нет? Его поцелуй горел ярким воспоминанием на губах, ещё слишком живой и настоящий, чтобы исчезнуть, хотя он её уже не целовал, согревая дыханием ей живот, такой родной и необходимый ей человек. Теплый. Сквозь ткань платья, рубашки - почти горячий. Руками по бедрам, как росчерком "ты моя". Дыханием по животу - моя. Кольцом из рук - снова моя. Твоя. Она закрывает глаза, поднимает лицо к небу и не надышится. Дышать теперь тоже как раньше - не получается. Вздох сбивается, выдох дрожит, море в груди. Волнуется, дышит. Волны мягко подталкивают к нему, но куда уж ближе? Она опустила голову вниз и продолжила водить на щеке его и в волосах узоры, нежные признания, иероглифы. Уплывет. Определенно она уплывет за ним даже и вплавь, если понадобится. Куда он хотел уплыть? Кэт ослепительно улыбалась. И, кажется, совсем забыла про другие сокровища.
— Джей, давай куда-нибудь убежим.
Ноги вязли в песке и создалось ощущение, что волны сейчас поглотят их, вберут в себя и оставят стоять так вечно на самом дне. Одним движением, пока этого не случилось, она потянула за уже мокрый бант на шее и положила чёрную ленту ему на плечи. Потом соскользнула вниз на колени, чтобы с ним сравняться, но такого ведь никогда не будет. И тут она мелкая. Кэт смотрела ему в глаза, радостно, пьяно, крепко держась за его плечи, а вокруг неё по поверхности раскрывшимися лепестками плавал низ платья, не желая уходить под воду. Но это были мелочью, потому что она бедрами чувствовала его бедра.
— Подожди, — попросила она его замереть, покачиваясь на воде вместе с волнами. Потом потянулась вперёд и поцеловала его сама, стукнув зубами о зубы, и после крохотной паузы на улыбку без отрыва от его губ принялась неумело и решительно исследовать его рот, сама, бесстрашно и трепетно, пока их в следующую секунду не накрыло волной сверху, по крайней мере Катриона зажмурилась, запищала, а когда, отфыркиваясь, вынырнула из воды, мокрая как курица, то и дело наровя упасть, сбитая очередной волной, принялась от души смеяться. Кажется, у неё морская болезнь. Нет, у неё другое имя у этой болезни. Голова кружится. Кэт кое-как поднималась на ноги и тянулась за собой Джейсона. Вода щипала глаза, но она смеялась, лыбилась и плюхалась назад в воду, на колено, на руку, став беспомощной и неуклюжей то ли от счастья, а то ли от смеха. На самом деле она зажимала в руке серебряную бляшку и боялась её потерять.
— Мы утопили бант, — выдохнула она, убирая с лица мокрые волосы и отбрасывая их за спину, ничуть на самом деле не сожалея о ленте.

Здорово было барахтаться с ним в воде. Хохотать и цепляться друг за дружку, а потом выбираться не без помощи Джейсона на берег. И смотреть на него снизу вверх, доверчиво и лукаво, прекрасно не только видя, но и чувствуя как разошлись в его поблескивающих глазах бесенята, потому что в твоих собственных они уже выплясывали такие пируэты, что захватывало дух. Хотелось ещё и ещё дразнить его и смеяться, особенно слыша его уже не детский смех, перекрывший рокот волн и стук сердца в груди. И не нужно было ничего говорить и объяснять. Все было легко и понятно. Катриона обтянула вниз платье, повисшее на ней мокрой тряпкой и отмахнулась от этого бесполезного занятия почти сразу же, почему-то не испытав по этому поводу никакого смущения, а вот на Джейсона смотрела внимательно, словно увидела впервые. И разулыбалась своим впечатлениям, особенно мокрым вихрам на его лбу и по-хулигански расстегнутым пуговицам рубашки, закатив глаза к небу, отчего щекотка в уголках губ только усилилась, побуждая её прыскать смешинками всю дорогу. Дорогу куда? Это совсем неважно. С Горцем можно было идти хоть на край света, позабыв про кеды, банты и даже родителей. Хотя нет, про них в первую очередь. Город спал, мирно и тихо. В целом мире больше не было никого. Тёплая, летняя ночь как сообщник оберегала их от случайных встречь, по крайней мере так казалось Катрионе. В руке был зажат амулет против всякого зла и любых неприятностей. Круглый, серебряный, с бабочкой. И ещё её рука в его - это было приятно. Она шла и смотрела как его ступни утопают в песке, по ногам с одежды все ещё стекала вода, но холодно не было. Море за весь день хорошенько прогрелось солнцем и делилось им с двумя полуночниками. Мурашки, которые бегали по коже, были исключительно от удовольствия. Шла за ним и смотрела не только на его босые пятки, на и на все, что выше. На широкий разворот плеч, например, но любовалась им украдкой, все ещё как будто бы до конца не поверив: настолько все было ново. Кэт обернулась, чтобы увидеть цепочку следов, оставленную ими на песчаной косе, идущей воль берега. Там у бугрившихся вдали скал вздыбившиеся волны были злее и больше, но вокруг них все было иначе. Сердце упрямо выстукивало "это потому, что он рядом". Она знала, что он приноровился к её шагу и не спешил. Стоило отдать должное его терпению. И всему, что начиналось от пяток, облепленному брюками и заканчивалось блестящими от воды цвета ворнового крыла волосами. Кэт замечталась, задумалась и впечаталась в Джейсона, когда он притомозил, но скорее обрадовалась этому, вскинула вверх голову,  бесстыдно довольная и ласковая. Хлоп-хлоп глазами. Уже приехали? Я пропустила что-то важное, разглядывая тебя, кхм,  со спины?
Кэт перевела взгляд на покосившуюся баржу, утопающую отчасти в песке, вскинула брови на зияющую дыру в брюхе уснувшего дракона, местами окрашенного охрой ржавщины. Сморгнула первое впечатление, почувствовала, что на неё смотрят, ждут ответа и соврала.
— Ещё чего, -фыркнула она.
Страшно было. А кому не было бы? Джейсон лукавил. В таком строении было что-то мистическое и ужасное, способное напугать любого. Только не её Горца. Кэт взглянула на него с затаенной надеждой, заражаясь его силой, уверенностью. И изобразила из себя как минимум воинствующую амазонку с копьем на плече, бесстрашно глядящую в лицо любой опасности.
Там внутри баржи чудилось даже дыхание этого зверя: по его внутренностям гулял тёплый, ночной ветерок. Катриона обернулась по сторонам, облизала пересохшие губы и, почувствовав, что слишком крепко вцепилась в руку Джейсона, улыбнулась и убрала её, поправляя волосы, словно собиралась забраться не в старое судно, а, как минимум, быть представленной морскому царю и его обитателям.
— Я ничего не боюсь, — гордо вильнула она мокрым "хвостом" перед носом у Горца и уверенно подошла к барже. У проёма притормозила, заглядывая куда-то внутрь и прислушиваясь то ли к скрипу, то ли к завываниям ветра.
— Подожди, — остановила она его, открыв кулачек и глянув на драгоценный подарок, — Не смотри, — и юркнула ручкой с кругляшкой в растянутое водой декольте платья, где кое-как примостила за тоненькой тканью девичьего бюсгалтера в цветочек с миленькими кружавчиками то, что не хотела терять.
— Идём, — тише промямлила Катриона и шагнула вперёд, в темноту, выставив перед собой руки. И стояла там, не двигаясь, не зная куда идти дальше и нужно ли дальше идти, пока глаза привыкли к этой плотной, окутавшей со всех сторон темноте.
— Джей? — Стюарт задрожала, но больше от восхищения, чем от страха, или от того и другого одновременно, — Ты здесь уже был? А куда дальше? — вдруг показалось, что он исчез, пропал, оставив её одну в животе навеки уснувшего дракона. Что-то скрипнуло сбоку, и Катриона придушено ахнула. Она ещё никогда не забиралась внутрь, но слышала о секретном логове на побережье от других детей. Катриона бы даже хихикнула, если бы не была так напряжена, представляя себе Джейсона эдаким Питером Пэном, предводителем потерявшихся мальчиков, и сражающимся с пиратами. Черный, дикий, загорелый даже зимой, глядящий из под бровей, суровый Горец сам вроде мог бы сойти за пирата, если бы не сказочно доброе сердце, которое он так тщательно прятал и оберегал ото всех вокруг, даже от неё самой. Но Джей не мог быть настоящим  пиратом. В её сердце, в её воображении не мог, а о романтичном принце с попугайчиком на плече и щетиной на подбородке в силу возраста и склада ума она никогда не мечтала. Отец много рассказывал о так называемых флибустьерах у берегов штормового острова. Они не знали ни жалости, ни страха, ни совести. Убийцы и расчётливые грабители, ловцы фортуны и далеко не лёгкой наживы, как принято о них думать. Нет, Джейсон был тем самым волшебным мальчиком, рядом с которым ни один пират не был по-настоящему страшен. Но на всякий случай Кэт сделала шаг назад: в такой тьме никто не увидит её лица и не поймёт причин остарожного шага, а значит не сможет заподозрить в трусости.

Темнота окружала, подкрадывалась, касалась босых ног, полнилась звуками, от которых мурашки бежали по коже. А потом все резко исчезло. Осталась лишь невесомость и пустота, вспыхивающая как космос созвездиями новых прикосновений. Очень легко было чувствовать в ней притяжение Джейсона, без слов, только его тепло и силу, в которой так легко можно было раствориться. Магнитное поле в его груди. Окруженные коконом старой баржи и бесконечной, непознанной тьмой. Ничего лучше и роднее вселенная просто не могла придумать. Звезды вокруг загораются маленькими вспышками. Это его рука на бедре, его пальцы больно сжимавшие грудь, щекотка дыхания на шее и поцелуй, нежный и легкий, спрашивающий о чем-то, тихо-тихо. И напряжение сходит волнами, как прибой, то исчезнув, то возвращаясь снова, но отчего-то томное, несмелое волнение только растет. Знание, что так все и должно быть. И не существует ни верха, ни низа, ни добра, ни зла, ни возраста, ничего, что способно ее остановить сейчас, укачивая на колыбели его рук, таких других, таких смелых и чутких. И острое понимание того, что они возбуждены, как самые настоящие взрослые, влюбленные навсегда, когда это на всю жизнь, настолько, что способно хотя бы немного приглушить тревогу. Кутаясь в Джея, в руки его и вдыхая запах, Кэт понимала, что, не смотря на удушающий страх неизвестности, ее руки сами скользят по его рукам, смело и ласково, словно желая запомнить каждую его часть, всего целиком и поделиться с ним чем-то, чему она еще не знает названия, подбадривая ее и зажигая новые звезды. Платье истаяло как прошлогодний снег, а губы у Горца все-таки соленые как само море. И Катриона целует это море в ответ, теряясь в нем, неловко, натыкаясь, путая руки, свои и его, хотя сердце, ужаленное жгучей, недетской страстью, робко и быстро бьет в колокола. Кажется, уже где-то в его груди. Катриона становится на цыпочки и ловит момент, когда на Джее уже нет рубашки, чтобы на какую-то секунду почувствовать как это удивительно, когда между ними не остается преград и грудь ее мягко и ладно, уколов сосредоточившимися сосками вжимается в него, разнося по коже сигналы SOS. Она еще боится, она еще дрожит, но ни капли не сомневается, а потому идет за ним, куда бы Джейсон не шел. Потому что все это навсегда. Вселенная это знала. Кэт слышала ее песню. Тихие вздохи баржи и шепчущий что-то еще прибой. И как бы не перехватывало дыхание, как бы не стучало сердце, Кэт открывалась Джейсону, позволяя себя уводить все дальше от детства, где они бегали по школе и дразнили друг-друга. Где они были просто детьми. Ей необходимо было ему открыться, почувствовать его больше и как можно сильнее. Вобрать в себя и отдать себя, исчезнув, возможно бесследно. Но прежде рассказать ему все, не произнеся ни единого слова. И когда ей на мгновение не по себе, когда кажется, что она уже занесла ногу над пропастью и, если сделает шаг, возврата назад не будет, она сжимает пальцы на его плече. Она замирает, но только чтобы почувствовать, что все хорошо. Угомонить ошеломительный стук в ушах и потянуться туда, где кожа его еще кажется слишком соленой, где она его еще не целовала. И Кэт прижалась к его бедрам своими, не помня как он избавился от джинс, не помня вообще зачем людям нужна одежда, когда без нее так хорошо. И они кувыркнулись в невесомости пару раз, когда Кэт забросила ноги на Джея, вцепившись в него, вскрикнув разок, другой, укачиваемая в такт, кажется, плывущей баржи. Или Джея. И успела найти рот Джейсона и уже дышать через него, как через искусственный аппарат, потому что иначе не получается. Иначе не хочется. Он тяжелый и воздуха не хватает. Между ног все горит и это почему-то немного больно, очень влажно, а незнакомые звезды вспыхивают и гаснут колкими взрывами. Вокруг них двоих разливается пустота, густая, звенящая. Снова баржа. Снова земля. В лопатки что-то упирается. Попе несладко. Мокрые джинсы Джея оказывается не ушли далеко, холодная пряжка греется на раскаленной коже ноги. Два подростка лежат на досках, вцепившихся в друг-друга как выжившие после апокалипсиса, в беззащитном клубке. И да, ощущение такое, что в мире больше не выжил никто. Разве это возможно? И этот "никто" внезапно гремит чем-то металлическим, громко, зло, сильно, отчего, кажется, сотрясается вся баржа. Сыпется что-то сверху. Бум! Бум! Кэт прошибает током понимания, что они уже не одни. Оплеуха выходит знатная, но подняться раньше Джея все равно не выйдет, а они так прочно сплелись узлом. Навсегда же. Ноги не слушаются, но ей хочется убежать, отпрыгнуть, спрятаться и никого больше не видеть. Как страшный сон, в котором никак не найти выхода. Не разобраться что на себя надеть. И куда запропастились дурацкие трусики. И дрожащими руками Кэт шарит в темноте по полу, подтянув к груди колени, оставляя лишние, как оказалось, детали одежды в подношение неизвестным богам, живущим на старой барже, и хватаясь за платье, как за спасительный круг. Только бы никто не увидел их! И да, зло и пусть эгоистично, но только бы никто не выжил кроме них двоих.

Отредактировано Katriona Stewart (2016-11-22 00:58:56)

Только дурак мог не чувствовать идущую от Джейсона древнюю, как сама земля, первобытную силу, которую тот еле сдерживал, впрочем как и всегда, но сейчас, стоя в проходе, где темнел его мощный, высившийся над братом силуэт,  это выглядело устрашающе и завораживающе одновременно. Майкл всегда был дураком. Джей и раньше её защищал. В теории это было волшебное чувство безопасности, такое необходимое каждой задиристой коротышке осознание, что ты не одна, и просто женщине, которая не всегда способна постоять за себя, используя в качестве самозащиты лишь хитрость и острый язык, но на практике смотреть как жестоко дерутся ребята было не очень. В этом присутствовало что-то непостижимое для девушки, не способной раздавить червяка или вспороть рыбное брюхо, когда склизкая морская красавица ещё бьёт хвостом, как бы мама не смеялась над ней, а Джейсон, потомственный рыбак, не вздыхал. Она ведь живая, Джей! Давай её отпустим. В памяти ещё были слишком свежи воспоминания о том как она рыдала над мёртвой бабочкой в третьем классе и хоронила её вместе с Айрис в спичечном коробке на школьном дворе. И как утирал нос рыжий мальчишка, которому Джейсон что-то там объяснял за углом школы, когда она разревелась и под его хмурым взглядом выложила ему о порванном старшеклассником рюкзаке. С тех пор она не спешила жаловаться другу на каждую неприятность, но всегда знала, что Горец - её негласный защитник. Сейчас же не было в целом мире никого более хрупкого, чем она, забившаяся в угол и судорожно напялившая через голову мокрое, липнущее к коже и не желающее надеваться платье. И все же она чувствовала насколько на грани и сам Джейсон, насколько он сейчас в какой-то мере даже более ранним, уязвим для насмешек старшего брата. И все из-за неё. Из-за её испуга. Из-за того, что она запаниковала. Майкл, совершенно непохожий на Джея, безусловно заслужил, чтобы его поставили на место и уже давно. Только Кэт знала, чувствовала каким-то шестым чувством насколько непросто все это для самого Джейсона, и беспокоилась на самом деле только о нем, о самом важном для себя человеке. И это позволило взять себя в руки, молча проглотить боль, с которой она проводила взглядом сверкнувший в полёте и такой дорогой сердцу кругляш. Вскочить на нетвёрдые, подрагивающие ноги, все ещё чувствуя каждое прикосновение Джея, его давление на свои бедра и неясное чувство не до конца понятной потери, ощущавшейся на каком-то физическом уровне так сильно, что пришлось сжать зубы, чтобы только не думать об этом. Как она оказалась между сцепившимися братьями, она не помнила. Это было тоже самое, что броситься разнимать дерущихся псов, так же безрассудно и глупо. Кто заметит девчонку в таком запале? Что стоит ударить её и хорошо если просто отшвырнуть в сторону? Но, если Майкл скулил, упав на песок, то Катриона Джейсона не боялась. Горец навис над братом и заносил руку для нового удара, а Майкл закрывал руками лицо и продолжал бить Джея ногами вслепую, что Кэт в полной мере прочувствовала на своей ноге, на которой теперь наверняка вспухнет уродливый синячище. Она закрывала собой брыкающегося и повизгивающего Майкла, вцепившись руками в разъяренного Горца, чье лицо впервые за все время знакомства выглядело таким чужим и страшным. Он никогда на неё так не смотрел. В его глазах плескалась давняя, застарелая обида. Ярость перекосила его, так что можно было вслед за Майклом с писком падать на спину, задирая кверху лапки и поскуливать, только бы этот грозный дикарь обнюхал её и не принял за достойного соперника. Так, мелочь какая-то. Но Кэт не дрогнула, влюбленная в каждую хмурую чёрточку на лице подростка. Возможно, они стоили друг-друга.
— Джей, нет! — в голосе её не было страха. И Майкл подло воспользовался секундной заминкой а потому исхитрился, прикрывшись Катрионой как щитом, и ударил Джея из-за её спины, отбрасывая девчонку в сторону, но лишь потому, что использовал её ещё и как опору. Они полетели. Кэт вскрикнула, но не от боли, скорее от неожиданности, а ещё потому, что удар был сильным. У неё перед глазами стояло лицо Джея, его разбитая губа и плескавшаяся в глазах глухая, дикая ярость. И это не останавливало её. Кажется, она напрочь лишилась инстинкта самосохранения.
— Стойте! Хватит! Не надо! — она вцепилась в Джейсона и повисла на нем как обезьяна на дереве, пока Майкл отползал и, сплевывая в песок кровь, поднимался на ноги. Кэт трясло. Джейсона, кажется, тоже. Она чувствовала как под её руками вздымается и отпускается его грудная клетка, как гудят его окаменевшие руки и напряжены, незнакомы и выглядят пугающе движения. Взгляд назад, и она получила порцию ненависти и презрения от Майкла. Если раньше он цеплялся и подкатывал к ней из-за Гордона, то теперь будет по настоящему ненавидеть, ведь она, девушка, красотка Стюарт, пыталась его защитить от младшего брата. Если Джей захочет, ему ничего не стоит стряхнуть Катриону на землю и продолжить начатое. Майкл это заслужил, но  Кэт не могла иначе. Она чувствовала, что это неправильно и умоляла его остановиться. Его, не Майкла, потому что каждый из этой троицы знал, что Джей сильнее. Майкл просто не хотел этому верить. Майкл дурак. Ему нечего было противопоставить брату, а тот всегда лишь жалел его. Да, этот сильный, взрослый, уже мужчина, он был добрым и порядочным человеком. Кэт нисколечко не сомневалась в нем. Просто видела - иногда слишком добрым, но это и восхищало. Его большущее сердце, в котором находили приют даже такие твари как Майкл. Впрочем, братьев не выбирают.
— Пожалуйста, Джей, — шептала она, лихорадочно к нему прижимаясь.
— Я все расскажу отцу! Больной придурок! — Майкл был все ещё здесь, хотя и не выглядел слишком уж смелым. Очень не зря он опасался того, что Горец не устоит на месте.
— Пусть говорит, мне все равно, — в отчаянии Катриона включила чудесную магию робких поглаживаний по спине. Торчавшие мальчишеские ребра, лопатки - как дыбом вставшая холка. Кэт смотрела на него и не отрывала взгляда, — Это не страшно, Джей. Они все поймут. Я скажу маме, что это мой выбор. Папа поругается, но простит. Ты же слышал как они познакомились? Он рассказывает эту историю с таким удовольствием всем подряд. В ночь Роберта Бернса, помнишь? Ещё читает эти дурацкие стихи. Ему тогда было как и тебе, а маме четырнадцать. Когда они узнают как сильно я тебя люблю, они не будут сердиться.
Любовь к стихам Бернса связала чету Стюарт крепче крепкого. Не упуская случая, Мердок читал супруге "В горах мое сердце" и "Любовь, как роза", совершенно не смущаясь осуждения к подобному выражению чувств на публике в его возрасте, которое несомненно в таком маленьком городке как Солуэй имело место быть. В такие минуты взрослый учитель становился похожим на мальчишку. Мама смущалась. Скромный шотландский праздник 25 января становился для родителей и всей семьи самым важным и романтичным. Ночью горел камин, одевались костюмы, разыгрывались сценки и читались стихи, а потом уютное, домашнее действо, собравшее на огонёк всех друзей и соседей, плавно перетекало в восхитительный ужин.
— Вы оба чокнутые! — Кэт не слушала Майкла, а тот не собирался дожидаться, когда Джейсон передумает, — Ты ещё пожалеешь. Ты и твоя девка.
— Пойдём, — она взяла его за руку, хотя невыносимо трудно было от него оторваться и не упасть: ноги отказывались держать, где-то на бедре пульсировал наливавшийся синяк. Но Кэт не собиралась сдаваться, — Он не стоит того, Джей. Я не боюсь.

Отредактировано Katriona Stewart (2016-11-24 23:35:09)