Тёплый весенний вечер плавно переходил в ночь. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и розовая полоса заката вот-вот должна была погаснуть. С берега на неё словно заворожённая, прищурив зелёные глаза, смотрела высокая рыжая девушка, одетая в потрёпанную рубашку цвета хаки, воротник которой был перехвачен галстуком-боло с изображением воющего волка, поношенные чёрные кожаные штаны, подпоясанные широким кожаным ремнём с пряжкой в виде волчьей головы, и стоптанные чёрные кожаные тупоносые байкерские сапоги. Наконец, солнце скрылось в море, и над горизонтом на мгновение сверкнул зелёный луч, по преданию приносящий удачу всякому, кому достанет терпения дождаться его появления.
Девушка улыбнулась и спустилась на причал. Её в городской порт привело совершенно иное поверье, но она была рада проверить и это. Тяжёлая походка с пятки на носок делала её шаги почти бесшумными. Несмотря на поздний час, в порту было людно – пришло время ночного промысла, и по мосткам туда-сюда сновали рыбаки, готовившие свои суда и лодки к отплытию. На рыжую девицу, в которой несложно было узнать чудаковатую официантку-иностранку из городского паба, никто не обращал особого внимания, а она осторожно присматривалась к пропахшим солёными ветрами и рыбой людям, то и дело порываясь обратиться к кому-либо из них, но в последний момент не решаясь и проходя мимо.
Наконец, она всё же набралась смелости и обратилась к одному из рыбаков, как раз собиравшемуся отчалить.
– Добрый вечер, сегодня чудесная погода, не так ли? – стараясь говорить уверенно, произнесла девушка. В её голосе чувствовался сильный немецкий акцент.
Седобородый коренастый мужчина молча кивнул, не отрываясь от вязки морского узла.
– Можете вы меня на один риф отвезти? – осторожно спросила рыжая.
Рыбак оторвался от своего занятия и смерил её оценивающим взглядом, после чего покачал головой.
– Баба на корабле – к беде, это все знают, – чуть насмешливо произнёс он и сплюнул за борт.
Девушка разочарованно вздохнула и пошла дальше по причалу.
– Добрый вечер, сегодня чудесная погода, не так ли? – обратилась она к капитану сейнера, отдававшему своей немногочисленной команде последние приказания.
– Привет, – бросил тот через плечо. – Джетро понадобилась рыба на кухню? Пожалуй, я смогу уступить ему часть улова по сходной цене.
– Нет. Я хочу, чтобы вы меня на один риф отвезли, – чуть нервничая, произнесла рыжая.
– Вот говорил же я Джетро, что ты – ведьма! – беззлобно усмехнулся капитан. – И волосы рыжие, и глаза зелёные. И веснушек нет, а это что значит? Что солнце тебя не любит! А с чего ему ведьму любить? А ну говори, что это тебя посреди ночи невесть куда потянуло? А? – он обернулся и подозрительно посмотрел на девушку, бледные щёки которой вспыхнули.
– Сегодня полнолуние… – начала было она, но рыбак тут же перебил её.
– Вот, точно – ведьма! Или ты захотела повидать русалок? И как я сразу не понял-то? Кого ещё ты можешь навещать на каком-то рифе в такую ночь и с таким именем? – он чуть понизил голос. – Уж не знаю, врёт ли легенда, но я в такую ночь русалку на борт не возьму. И ты мне потом спасибо скажешь. А то ещё рассыплешься утром морской пеной! И что я Джетро скажу, куда его работница подевалась, а?
Услышавшие речь капитана сейнера рыбаки дружно расхохотались. Лицо рыжей вспыхнуло, став почти того же цвета, что и её волосы. Не сказав более ни слова, она пошла прочь.
Ей уже доводилось становиться посмешищем из-за своей погони за островными мифами и легендами, но она так и не научилась спокойно реагировать, когда смеялись над ней, а потому хотела было и вовсе отказаться от своей затеи, но именно в тот момент, когда она почти что выбегала с причала, навстречу ей вышел огромного роста бородач с пересечённым шрамом лицом и собранными в хвост волосами. Девушка замерла на месте, вновь собираясь с духом. Её щёки всё ещё горели.
– Добрый вечер, сегодня чудесная погода, не так ли? – поздоровалась она в третий раз за ночь.

Рыжая уже почти не сомневалась, что этой ночью в порту её никто не возьмёт на борт. Не то что бы она привыкла легко сдаваться, но сама причина её желания выйти в море вряд ли хоть кому-нибудь не показалась, в лучшем случае, смешным чудачеством, в худшем – поводом посоветовать ей отправиться к мозгоправу, а потому, когда в ответ на ставшую ей за прожитые на Штормовом острове месяцев понятную присказку к приветствию, столь обычную для англичан, бородач вдруг и в самом деле заговорил о погоде, она мысленно приготовилась к очередной колкости в свой адрес. Однако он вдруг сам не просто произнёс название рифа, на который она собиралась этой ночью, но и заметил, что если ей так хочется туда попасть, то стоит поспешить.
С минуту девушка, уже подумывавшая угнать какую-нибудь всеми забытую лодчонку, стояла столбом, не в силах поверить своему счастью. Из ступора её вывел оклик рыбака, приглашавшего её следовать за ним. Рыжая поспешно зашагала за ним. Лицо мужчины казалось ей знакомым, но в этом не было ничего удивительного – за те несколько месяцев, что она проработала в пабе, в нём не единожды успело побывать почти всё взрослое население Северного Солуэя, а потому в нём не осталось почти никого, кого бы она не видела хотя бы один раз. Она заметила, как он купил моток ниток у старика, и это напомнило ей о лежавшем в кармане бумажнике, в котором лежали едва ли не все её скромные сбережения за вычетом той их части, что ей приходилось каждый месяц откладывать на оплату съёмной квартиры. Однако заводить разговор об оплате своей морской прогулки девушка не спешила, надеясь, что раз мужчина не начал его сам, то этот вопрос уже и не поднимется. Она лихо запрыгнула на палубу сейнера и приготовилась ловить канат.
Новая острота пару минут назад отказавшегося брать её на борт капитана заставила рыжую резко обернуться. Её зелёные глаза встретились с сероватыми глазами насмешливого мужчины.
– Ихь бин айн Тайль фон енер Крафт,
ди Бёзес вилль унд Гутес шафт.
Ихь бин айн Гайст, дер штейт фернайнт,
дер Бёзес вилль унд Гутес майнт!* – произнесла она нараспев, скрестив руки на груди.
Громогласный мужицкий хохот, за которым её едва было слышно, внезапно стих. Моряки недобро посмотрели на рыжую, гордо выпрямившуюся, стоя на палубе в лунном свете. Немая сцена продлилась пару минут, после чего все вернулись к своим делам, лишь изредка бросая мрачные взгляды на чудаковатую девушку. Возможно, многие из них узнали в её словах строки знаменитого немецкого поэта, но никто не спешил объявить, что рыжая ведьма взялась цитировать, ни много ни мало, самого дьявола.
Довольная произведённым эффектом, немка повернулась к бородачу.
– Прошу прощения, я не представилась. Крёнен. Ундина Крёнен. Большое вам спасибо, что на борт меня взять согласились. Мистер?

Когда бородач вдруг подхватил и продолжил процитированный ею отрывок, Ундина наградила его полным искреннего изумления взглядом, но поспешно потупилась в палубу. Несмотря на шотландский акцент, рыбак почти безупречно воспроизвёл правильную интонацию, в то время как она была почти уверена, что едва ли хоть кто-то во всём  островном городке, не то что на этом причале, читал «Фауста» хотя бы в английском переводе, не то что в оригинале. Как и многие уроженцы подобной провинции, сумевшие попасть в большой город и получить высшее образование, а потом по какой-либо причине вновь попавшие в глухомань, немка полагала, что не встретит в ней людей, чей культурный уровень будет хоть сколько-то близок к её собственному.
К счастью для неё, мужчина почти сразу же продолжил приготовления к отплытию, а потому, если и заметил, каким взглядом она его одарила, то не обратил на это внимания. Крёнен прошлась по палубе, гадая, сможет ли она оказаться хоть чем-нибудь полезна в этом плавании. Все её познания в морском деле сводились или к глубокому знакомству со связанными с морем мифами и легендами народов мира, или к почерпнутым из приключенческой литературы терминам, значения многих из которых она так до конца и не поняла. И потому рыжая девушка не спешила проявлять инициативу, рассудив, что если представившемуся Джейсоном бородачу потребуется её помощь, он ей об этом сообщит.
На зыбкой палубе Ундина почувствовала себя не очень уютно, но лишь потому, что не привыкла держать равновесие, когда единственная точка опоры ходит ходуном. Тошнота её не мучила – сказывалась её детская любовь к качелями, которая вполне могла посоперничать с её увлечением мифами и легендами. Девушка неуклюже пыталась подражать утиной походке бывалых моряков, но всё равно время от времени теряла равновесие и хваталась за борта и канаты, чтобы не упасть. Впрочем, куда больше её нервировало отнюдь не это, а то, как объяснить своему внезапному благодетелю, почему её потянуло в море на ночь глядя. Немка втайне надеялась, что он не задаст этого вопроса, а потому старалась не обращать на себя внимания и, облокотившись на борт сейнера, смотрела в морские дали. Вот только её надеждам не суждено было сбыться.
Ундина медленно обернулась.
– В Северном Солуэе я – всего лишь официантка в местном пабе, но, прежде чем сюда приехать, я на филолога выучилась, – спокойно произнесла она. – Точнее – на мифолога. Меня вопрос занимает, как древние мифы и современные городские легенды сочетаются и друг на друга влияют. Моя научная работа посвящена ответу на него. Морские легенды казались мне всегда интереснее тех, что на суше рождаются. И чтобы понять, почему именно этот риф молва русалкам во владение отдала, мне необходимо на нём именно в предписанную легендой ночь побывать, – девушка замолчала. Несмотря на всё своё высокомерие, она с первого же дня старалась не распространяться о том, что имеет высшее образование, однако об этом всего за неделю узнал весь город, после чего над ней стали посмеиваться не только из-за её акцента. Ибо как может не быть смешно, когда человек, окончивший университет, становится официанткой в медвежьем углу?

Ундина развела руками.
– Я выросла в маленьком немецком городке, и с самого детства стариной и легендами увлекалась. Мои родители хотели, чтобы я врачом стала, а я их ожидания предала, свою жизнь исследованиям мифов посвятить решив. Так что мне к испорченной репутации и конфликтам не привыкать. Но вы правы, мистер Джейсон, иногда мне не хватает выдержки… – девушка осеклась, в последний момент решив не упоминать, как её однажды поколотили сверстницы после неосмотрительного замечания. Она сделала паузу, переведя взгляд зелёных глаз со своего собеседника на морскую гладь.
– Местные легенды о русалках – поразительная смесь порождённых языческими временами суеверий с христианскими суевериями. Причём кельтское язычество перемешано со скандинавским, а католичество и вытеснившее его впоследствии лютеранство своими, порождёнными попытками народные поверья под христианство адаптировать, суевериями картину завершили. Русалка с рыбьим хвостом – морская дева – порождение именно северо-европейской мифологии. Сирены древних греков – полудевы-полуптицы. Славянские русалки и вовсе – обнажённые девушки с зелёными волосами. На моей родине русалки зовутся ундинами. Так хотя бы одна русалка этой ночь уже здесь, – немка улыбнулась собственной шутке и покачала головой. – Но, полагаю, о разнообразии обличий духов воды, коим едва ли не во всех легендах происхождение из девушек-самоубийц в любви разочаровавшихся приписывается, вам известно. Я хочу это риф увидеть, чтобы, так ли он коварен был, что много судов погубил, или же на нём морские млекопитающие отдыхать любили, а их издали за человека можно принять, понять. В маленьких городках вроде Северного Солуэя местечковые мифы и легенды наиболее живучи и ближе всего к своему первоначальному виду сохраняются. В таких местах они не получают подробностей извне. В крупных городах, например, в Лондоне, городские легенды меняются не только с течением времени, но и под влиянием туристов и иммигрантов, причём последние как из других стран, так и маятниковыми могут быть… – рыжая вновь осеклась, сообразив, что, как с ней это часто бывало, забылась и принялась разглагольствовать, словно отвечала доклад на университетской кафедре, в то время как бородачу все эти детали могли быть совершенно неинтересны. Она чуть ссутулилась и опёрлась о борт локтями.
Чёрный риф и впрямь выглядел, словно место, где могла обитать любая морская нечисть. Не только русалки, но и глубоководные. Оставалось только диву даваться, что местные рыбаки и мореходы не прозвали его Рифом Дьявола. В свете полной луны, окрасившем морскую гладь в молочно-серебристые тона, он выглядел зловеще, но в то же время и завораживал. Сухая лекция вчерашней студентки казалась рассуждениями школьницы в сравнении с этим мрачным великолепием, явившимся из древних легенд.
Вопрос мужчины был предсказуем, и всё же Ундина не сразу нашлась, что на него ответить. Она прекрасно понимала, что даже нечто столь похожее на человека, как русалка, в силу своей сверхъестественной природы заставит её впасть в панику просто потому, что тогда вся её привычная картина мира, в котором она искала не мифических существ, а причину возникновения их образов в народных умах, в одно мгновение рухнет. Девушка перегнулась через борт сейнера, вглядываясь в обточенные морскими волнами камни.
– Если верить легендам, русалки мужчин в свои сети заманивают, – неуверенно произнесла она. – Женщины их не интересуют, не так ли?

Ундина наградила Джейсона задумчивым взглядом. Зависть и в самом деле выглядела хорошим объяснением для поведения русалок, хотя сама она склонна была приписывать его мстительности морских дев, ставших такими, покончив с собой из-за несчастной любви. А что может быть более жесткой местью более удачливой сопернице, даже если ты её никогда не видела и не увидишь, чем забрать у неё того, кто стал для неё едва ли не смыслом жизни?
– Я слышала, они способны раз и навсегда того, кто их увидел, и на кого они глаз положили, способности простые житейские радости понимать, лишить, – негромко произнесла она. – Есть рассказ об охотнике, который, в лесу заплутав и полночи по нему пробродив, на самый берег моря вышел. Он присел под дерево отдохнуть и задремал. Зов разбудил его. Он посмотрел по сторонам, но никого не увидел. А тут позвали его опять. Он поднял голову, и русалку на ветвях дерева, стоявшего на самом краю скалы, под которой о берег волны разбивались, увидел. Она качалась на ветвях, смеялась и его к себе звала. Он встал было и уже несколько шагов к ней сделать успел, да вдруг страх на него нашёл, и он перекрестился. Причём в этот момент рука его словно каменная сделалась. И только сделал он это, так русалка смеяться перестала и горько заплакала. Он и спросил её, почему она плачет. На что она ответила, что если бы он себя крестным знаменем не осенил, она бы его на дно морское забрала, и они бы в веселье до скончания времён жили, но он крестным знамением это невозможным сделал. И прокляла его тем, что до конца дней убиться обрекла… – рыжая хотела было добавить что-то ещё, но в этот момент бородач запел, и она вновь умолкла, словно заворожённая его голосом.
В воздухе повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь мерным плеском волн, бившихся о борта сейнера. В холодном свете луны оставшийся далеко позади остров почти что слился с тёмной линией горизонта, и могло показаться, что во всём мире остались лишь зловещий риф, словно и в самом деле ожидавший, пока по нему вскарабкаются из глубины существа, равно прекрасные, диковинные и опасные, старый сейнер, да два человека на нём.
Немка чувствовала, как в её душе зарождаются, дополняя друг друга в своём противоборстве, два чувства – первобытный, иррациональный, неандертальский страх и небывалый восторг от ощущения единения с первозданным мировым океаном. Взгляд её зелёных глаз вновь устремился на риф. Её дыхание стало медленным и глубоким. Она даже не сразу заметила, что шотландец отошёл от борта.
Его голос донёсся до девушки откуда-то издалека, но она почти тут же вспомнила, что, так как он взял её на борт бесплатно, она не может позволить себе прохлаждаться, словно зафрахтовала его сейнер, а потому, пусть и не слишком расторопно, бросилась на зов. Несмотря на почти карикатурно-военную грубость движений Ундины, её пальцы оказались неожиданно ловкими, а руки достаточно сильными – сказалось то, что она почти всегда ремонтировала свой мотоцикл сама.
– Как думаете вы, Джейсон, какие легенды правы – что русалки – юные девы, что из-за несчастной любви в пучине морской утопились, или что они – духи воды, что ребёнка от смертного мужчины родив, настоящими женщинами стать могут? – задумчиво спросила немка, аккуратно перебирая сеть.

Глаза Ундины успели привыкнуть к воцарившемуся над морской гладью полумраку, а потому она даже зажмурилась, когда Джейсон зажёг лампу. Её пальцы, ногти которых уже очень давно не знали ухода, кроме самого обычного подстригания, даже вслепую продолжали перебирать сеть.
Они замедлились, лишь когда мужчина вновь заговорил. Девушка хотела было поднять на него взгляд, но побоялась, что тогда точно забудет про сеть. Впрочем, её было бы сложно за это ругать – она приехала на Штормовой остров собирать местные легенды, а не учиться рыболовному промыслу. Рассказанная Джейсоном история во многом напоминала ту, что несколько минут назад поведала она. С той лишь разницей, что в последней человек, которому выпало сомнительное счастье повстречаться с неведомым, остался жив. Впрочем, он вполне мог повторить судьбу бедолаги Саймона, чьё имя вкупе с рыболовством поневоле вызывало в памяти слова старой детской дразнилки. Немка не смела перебивать шотландца, а потому, когда он закончил рассказывать историю, подала голос далеко не сразу.
– Любить или в себя влюблять? – задумчиво прошептала она себе под нос.
Большинство легенд о русалках так или иначе намекали именно на второе – полюбив человека, сверхъестественное создание прибегает к своим тёмным искусствам, чтобы навсегда привязать его к себе. С другой стороны, в этих легендах именно русалки всегда хранили верность своим избранникам.
– Есть немецкая легенда о любви русалки – ундины, – голос девушки чуть дрогнул, когда она произнесла это слово, от которого и произошло её имя, – и одного смертного рыцаря. Она любила его так сильно, что, когда он ей, что она для него всё равно, что дыхание – без неё ему не жить – поклялся, она ребёнка от него понесла и бессмертия таким образом лишилась. Они обвенчались и в любви и согласии несколько лет прожили. Ставшая смертной русалка стареть начала, и рыцарь её, в молодую аристократку влюбившись, бросил. Тогда русалка прокляла его. Он поклялся ей своим дыханием, и она так сделала, что он лишь пока о нём думал, дышать мог. Он задохнулся первой же ночью. Есть такое понятие в современной медицине – «синдром проклятия ундины»… – рыжая вновь умолкла и погрузилась в перебирание сети.
Предположение Джейсона, что русалки отнюдь не обратившиеся в водных созданий самоубийцы, а изначальные создания первозданного океана, призванные напоминать обитателям суши, откуда они некогда вышли и куда неизбежно уйдут, показалось ей куда если не интереснее, то уж точно романтичнее её собственного, основанного на суммировании и синтезе мифов народов мира. Она хотела было сказать ему об этом, но в этот момент кто-то или что-то задело борт сейнера.
Мужчина подошёл к борту. Девушка поспешно последовала его примеру. Увиденное заставило её обеими руками вцепиться в борт, перегибаясь через него настолько, что она рисковала выпасть.
– Вас цум Тойфель?! – прошептала рыжая. – Ист дас айне Ундине? Дас ист унмёглихь!
Двигавшийся в сторону зловещего рифа силуэт, нечётко, но вполне различимо прорисовывавшийся в лунном свете под самой морской поверхностью, размерами походил на человеческий. Это могли бы быть дельфин, тюлень, морской котик, но блеск чешуи исключал любой из этих вариантов, указывая на связь таинственного силуэта с рыбами, но такими размерами похвастаться могла, разве что, акула, но она, опять же, не имела чешуи. Самым разумным объяснением выглядел косяк рыб, плывших друг другу достаточно близко, чтобы в темноте показаться единым целым, но это не объясняло, кто же ударил сейнер в борт.
Не отрывая взгляда от серебрившегося в лунных лучах существа, Ундина заговорила, обращаясь к Джейсону.
– Не пора ли сеть забрасывать? – её голос заметно дрожал, не то от возбуждения, не то от страха.