Пасмурный день сменился таким же пасмурным вечером незаметно, как это обычно и бывает, когда ты слишком занят, чтобы смотреть в окно. Патрисия была занята, она была очень занята с тех пор, как Шарлотта вернулась домой вся промокшая и продрогшая. Скрывая за заботой о здоровье дочери беспокойство иного толка, Триш не отходила от нее ни на шаг. Сначала она тщательно проконтролировала, чтобы Чарли как следует отогрелась в горячей ванне, затем убедилась, что та тепло оделась и тщательно просушила волосы прежде чем забраться в постель, а потом долго отпаивала ее горячим куриным бульоном, расспрашивая о том, что же все таки случилось там, в пещерах.
Похоже, для Шарлотты это было настоящим приключением. Она рассказывала взахлеб, как они пробрались в самое сердце скалы, а потом хлынула приливная вода, и Джетро заставил ее пролезть в соседнюю пещеру через узкий лаз, чтобы она не утонула, а сам остался по уши в воде, рискуя своей жизнью. Сердце Триш то и дело замирало, болезненно сжимаясь в груди. Рассказ Макрея, состоящий из жестоко обрубленных фактов, не шел ни в какое сравнение с рассказом Чарли, не жалеющей красочных слов. Все больше и больше женщина чувствовала вину за то, что набросилась на него с упреками с порога вместо того, чтобы спокойно расспросить обо всем. Эта вина, так ощутимо отяжелившая ее сердце, не давала ей сосредоточить свое внимание на тех моментах повествования Шарлотты, когда она как-то неуловимо менялась в лице и отводила взгляд в сторону. Не будь Триш так поглощена собственными мыслями, она обязательно заметила бы некоторую недосказанность, помимо очевидной, той о которой ей рассказал Джетро, но ни словом не обмолвилась Чарли. Дочка, видимо, решила, что матери не обязательно знать, что она расспрашивала Макрея о своем отце. Триш не стала наставать и на этом разговоре, решив про себя, что эта проблема не стоит сиюминутного решения, и, убедившись, что Чарли не собирается температурить, оставила ее.
Уже вечером, когда, заглянув в комнату дочери и обнаружив, что та спит беспробудным сном, Патрисия все же решила пойти на поводу у собственной совести и нанести Макрею визит. Конечно же, она не собиралась на него орать, как он сам же и выразился, когда уезжал, и извиняться за свой наезд Триш тоже не собиралась. О, нет. У нее был совершенно другой и стратегически куда более хитрый план. В предвкушении его реализации, Триш покинула ателье и, вооружившись ярко-красным зонтом, шагнула прямо под мелкий моросящий дождь. До пивоварни и паба было рукой подать, потому она не спешила и мирно шла, цокая каблуками по тротуару, с видом человека, который решил прогуляться в этот дождливый вечер до паба, чтобы согреться, как и все, порцией чего-нибудь горячительного, но помимо этого у него была еще одна причина, тщательно упакованная в пакет.
Родерик ничуть не удивился, когда она бухнула на стойку перед ним этот самый пакет, и даже обрадовался.
- Сшила?
- Сшила, - с долей хвастовства кивнула Триш, усаживаясь на высокий табурет. - Передай своей жене, чтобы в следующий раз приходила уже после того, как родит. Шить для беременных, это сущий кошмар.
- За мой счет.
Рори подвинул ей бокал с красным вином, и какое-то время Патрисия делала вид, что просто наслаждается терпким напитком, прежде чем отправиться обратно домой, но улучив момент, когда посетители были слишком заняты выпуском новостей, транслируемым по телевизору, ускользнула из паба через служебный вход, ведущий во внутренний двор между пабом и пивоварней. Она знала этот маршрут очень хорошо, потому что уже далеко не в первый раз наносила визит в холостяцкую берлогу Макрея, которую он себе устроил над пивоварней, и шла со смутными подозрением, что Джетро ее ждет. В конце концов они не виделись уже несколько дней.

Крадучись, как самая настоящая диверсантка, Патрисия пересекла скудно освещенный двор, служивший для работавших на Макрея людей служебной парковкой, вошла в здание пивоварни через главную дверь и, не обращая внимания на производственные шумы, идущие из-за двойных дверей главного цеха, стала подниматься по винтовой лестнице в офис на втором этаже. Ее шаги были едва слышны. Женщина изо всех сил старалась не стучать каблуками и по возможности ступать как можно тише, но ей все равно казалось, что ее приближение просто невозможно не заметить. Слишком уж громко колотилось сердце в груди.
Джетро ее не ждал, как она предполагала по пути сюда. Триш поняла это как только поднялась наверх и увидела, что в офисе не горит свет. Обычно он оставлял включенной лампу на своем столе, чтобы ей было легче сориентироваться в темноте и пройти через кабинет прямиком в его берлогу, не натыкаясь на офисную мебель. За стеллажами, забитыми папками и бухгалтерскими книгами, скрывался вход в самое настоящее тайное убежище холостяка, которое по сути своей уже давно не было тайным. Джетро никогда его и не скрывал. Просто, наверное, решил, что будет забавно спрятать вход в свое убежище, а по факту еще одно жилище, за стеллажами в духе тайных ходов и потайных комнат средневековых замков. Двери внутрь были распахнуты настежь и теперь, полностью разоблачая наличие скрытого помещения и выпуская из него неверный, как будто подрагивающий слабый свет. Его было достаточно, чтобы миновать помещение офиса без происшествий. Триш вошла в святая святых и по привычке удивилась тому, насколько неприхотливым был этот мужчина, когда дело касалось его личного комфорта. Минимум мебели и отделки, зато очень много воздуха и железа. К тому, что львиную долю всего помещения занимают различные тренажеры и спортивные снаряды, она уже привыкла. Что ее всегда действительно поражало, так это то, что Макрею удалось сочетать в одном помещении спальню, гостиную и спортивный зал и при этом сохранить удивительный для чисто мужского жилища порядок.
- Джетро? - прежде чем ступить на его территорию, Триш решила все же дать о себе знать, но ответа не последовало и потому она прошла внутрь без приглашения. Повсюду витал запах кофе, коньяка и почти прогоревших дров. Камин и был источником света, но его почти целиком закрывал диван, развернутый ко входу спинкой. Триш ничуть не удивилась, когда обнаружила Макрея спящим на этом самом диване и это при наличии кровати буквально в нескольких шагах. Она подошла поближе, мысленно качая головой, а на деле улыбаясь тому смутному щемящему чувству, что заставляло ее сердце сжиматься в груди каждый раз, когда она смотрела на Джетро. Встрепанный и какой-то помятый, он всегда выглядел во сне как мальчишка, даже при наличии недельной щетины на лице. Все его напряжение таяло, лицевые мышцы расслаблялись и годы как будто оставляли его, позволяя проступить тому, кем он был всегда и до сих пор в тайне ото всех оставался. Мальчишка, хулиган и засранец, готовый подписаться на любую авантюру, только помани. В такого она влюбилась когда-то.
- Джетро? - снова позвала, но так тихо, словно на самом неделе совсем не хотела, чтобы он просыпался. Он и не проснулся, чему Триш несказанно обрадовалась. Стряхнув с плеч свой плащ, она разулась, подвинув вымокшие туфли поближе к камину, и осторожно опустилась на диван, перекинув одну ногу через корпус спящего мужчины. Трикотажное платье поползло вверх, оголяя ее бедра, и Триш просто стянула его через голову, оставшись совершенно обнаженной.
- Просыпайся, соня, все самое интересное пропустишь, - склонившись над самым ухом Джетро, тихо промурлыкала она и прижалась губами к выемке под его челюстью, щекоча лицо выбившейся из прически прядью. Руки ее уже вовсю блуждали под его толстовкой, оглаживая мощную грудь. Он был таким горячим, что Триш заподозрила нехорошее и, забыв о том, что собиралась сделать, приложила ладонь ко лбу Макрея в попытке определить, есть у него температура или нет.

О, Триш бы сейчас с радостью вознегодовала во всю мощь своего непримиримого женского эго, которое не приемлет, когда всякие лопоухие хулиганы простывают, спасая их дочерей от неминуемой гибели, а потом говорят, что все в порядке, что они уже приняли лекарство и вообще не нуждаются в помощи. Но она так и не смогла ему возразить. Макрей просто не дал ей ни единого шанса сделать это. Пряный привкус его хмельного поцелуя лишил ее возможности не только говорить, но и думать. Триш замурчала как кошка, которую наконец-то погладили, и прильнула к Джетро всем телом, едва он стянул с себя ненавистную толстовку. Его тело вибрировало скрытой где-то глубоко внутри энергией и было таким горячим, что Триш жалась к нему снова и снова, впитывая это избыточное тепло, и все никак не могла заставить себя оторваться от его рта. Даже когда он сделал паузу, чтобы по обыкновению своему сказать очередную провокационную чушь, она первой потянулась к его губам. Их волшебство она узнала еще когда была совсем девчонкой, неопытной и невинной, и до сих пор не могла надивиться этой магии, которая с такой пугающей легкостью приглаживала все ее колючки, заставляла втягивать коготки и запойно мурлыкать, подныривая под широкие мужские ладони и выпрашивая большего. Потому что ей всегда было мало.
- Я тебя полечу, - прохрипела Патрисия, нехотя отрываясь от губ Джетро. - Я тебя так полечу...
Прозвучало как обещание, но по сути своей это была самая настоящая угроза. Толкнув Макрея в грудь обеими руками, Триш заставила его откинуться на подушку и тут же снова прильнула его губам, осыпала поцелуями лицо и шею и стала спускаться ниже, обрисовывая языком все его шрамы и татуировки, попадающиеся на пути, пока не добралась до широкой резинки его спортивных штанов, которая была не такой уж серьезной преградой к намеченной изголодавшейся женщиной цели. Быть сверху, контролировать и делать то, что хочешь... Было в этом что-то упоительное. Как бы Триш не нравилось чисто по-женски подчиняться, отдавать и быть ведомой, иногда ей все же хотелось делать все самой - подчинять, брать и вести в этой игре на двоих. Сегодня обстоятельства сложились так, что для этого были все условия, и Джетро явно не возражал, хотя она подозревала, что у него бывали женщины, куда более опытные в этом отношении.
Она никогда не делала этого с другими мужчинами. Сексуальная жизнь Триш вообще не отличалась особым разнообразием даже в период ее припозднившегося студенчества. Парочка более или менее долгих романов с претензией на серьезность и несколько парней на одну ночь - все чем она могла похвастать. И всех их она так или иначе сравнивала с ним, своим первым мужчиной. Наверное, в этом и была ее главная ошибка. Оказалось, что найти кого-то, кто мог бы его заменить или хотя бы просто с ним сравниться, было совершенно невозможно, и это при том, что она сравнивала их всех, взрослых и опытных парней, с тем мальчишкой, которым Джетро когда-то был. Теперь же перед ней был мужчина и этот мужчина был в полной боевой готовности.
Триш оторвалась от него почти нехотя и облизнула гудящие от прилившей крови губы. От возбуждения кружилась голова, а внизу живота все болезненно сжималось, требуя незамедлительного наполнения, и она поспешила удовлетворить эту потребность. Громкий стон, вырвавшийся из ее груди, когда она наконец-то впустила его в себя, породил гулкое эхо, которое тут же забилось среди кирпичных стен. Замерев в упоении, Триш уперлась в широкую грудь Джетро ладонями, впилась короткими ногтями в его кожу и посмотрела ему в глаза. Она всегда смотрела ему в глаза, когда они занимались сексом, но не всегда видела. В последний год это стало случаться все чаще и чаще. Острота испытываемых ею ощущений как будто перегружала мозг, и он отключал зрение, как ненужный функционал. Конечно, оно всегда потом возвращалось, но первое время это чертовски пугало. Сейчас, когда она насаживала собственное тело на возбужденную мужскую плоть, двигая бедрами все быстрее и быстрее и стеная при этом как мученица, темнота снова наступала, обволакивая ее со всех сторон. Она накрыла Триш с головой в тот момент, когда произошел взрыв, сравнимый по мощи разве что с атомным, и женщина упала на грудь своего мужчины, почти потеряв сознание.

Отредактировано Patricia Wilson (2017-04-28 18:27:24)

Темнота отступала нехотя, спадая волнами и оставляя Триш на поверхности обнаженной и опустошенной оболочкой, лишенной всех сил. Как сквозь толщу воды она слышала собственное дыхание, порывистое и хриплое, срывающееся на стоны на каждом выдохе. Широкая грудная клетка Макрея мерно вздымалась и опадала вместе с лежащей на ней женщиной. Где-то под ее щекой, за твердыми грудными мышцами и ребрами билось сильное мужское сердце. Так спокойно и размеренно, словно ничего не произошло, и несколько минут назад не было никакого взрыва, сотрясшего мироздание до самого основания. Уверенный ритм убаюкивал и как будто качал на волнах. Патрисия с радостью поддалась бы уговорам этого прибоя и уснула прямо так, лежа на Макрее как на живом алтаре, подобно безвольной жертве, принесенной неведомому древнему божеству, что поселилось внутри его тела. Люди, обычные люди не способны на такое, они не могут забираться прямо в душу и переворачивать там все вверх дном, по-варварски устраивая там настоящий хаос. Значит, он не человек. Такая вот простая и незамысловатая логика. Эти мысли приходили ей в голову каждый раз, когда она, вымотанная сексом напрочь, пыталась собрать себя по частям и навести порядок в душе, расставляя все по привычным полочкам. Раньше на это уходило не так много времени. Раньше она не чувствовала или же только думала, что не чувствует, а теперь... Теперь она больше не могла обманываться. Наверное, должно было пройти много лет, чтобы Патрисия с пугающей ясностью вдруг поняла, что любит этого мужчину и всегда его одного.
Когда Триш наконец-то более или менее пришла в себя и смогла пошевелиться, она обнаружила, что лежит, уткнувшись лицом Джетро в шею, под колючим пледом, накрывающим их обоих, и мурлычет от удовольствия совсем как разомлевшая на солнце кошка. Сладкая нега растекалась по ее телу вместе с избыточным теплом, которое источал Макрей. Не поднимая головы, Триш чуть повернулась, потерлась носом о кожу его шеи и прильнула губами к впадинке между ключиц. Стоило ей только сделать это, как Джетро тут же напомнил о себе, по-хулигански распустив руки. Засранец.
- Ну, я могла бы быть твоим личными доктором, - отозвалась она с усмешкой и, приподняв голову, прижалась губами к его щетинистому подбородку. - Это привилегия, знаешь ли. Не каждый может позволить себе «такого» личного доктора.
Она снова уронила голову ему на грудь и потянулась всем телом, ощущая твердость сильного мужского тела под собой. Нужно было вставать, одеваться и возвращаться домой, где ее ждала дочь, но Триш никак не могла заставить себя даже пошевелиться толком. Пришлось повременить со сборами. Еще минуточку, может быть две или даже пять. Да, пожалуй, пяти минут будет... нет, не достаточно, но если она позволит себе остаться чуть дольше, велика вероятность, что Макрею придется терпеть ее «лечение» до самого утра. Словно прочитав ее потаенные мысли, Джетро снова заговорил. Триш оставалось только фыркнуть ему в шею.
- Я не настолько сердита на тебя, чтобы орать, так что можешь не переживать по этому поводу. Считай, что загладил свою вину, - поерзав бедрами, Триш ненавязчиво намекнула на то, каким именно образом Макрей эту вину загладил. - К тому же это не имеет значения. У Чарли удивительно крепкий организм. Ее так просто не напоить. Мне кажется, она вообще не пьянеет. Правда, я не так чтобы часто видела, чтобы она пила что-то крепче светлого пива или легкого вина, но не думаю, что она опьянела бы от нескольких глотков коньяка, или чем ты там пытался ее согреть.
Триш замолчала и прикрыла глаза, наслаждаясь теплом, уютом и покоем, который ей дарил этот мужчина одним только своим присутствием. И как она обходилась без этого раньше?

Отредактировано Patricia Wilson (2017-05-17 18:07:32)

Триш почти задремала, убаюканная биением сердца Джетро, когда он вдруг зашевелился и стал решительно вбираться из-под нее, намереваясь встать с дивана. Страдальчески застонав, женщина все же выпустила его и растеклась на диване, поеживаясь голыми плечами и спиной. Без горячего как печка мужчины было довольно прохладно, но когда Макрей стал подкидывать поленья в затухший камин, Триш решила не поправлять плед, сползший до самой талии и частично оголивший ягодицы. Она была уверена, что скоро ей снова будет тепло, а из-за огня или из-за мужчины, это уже детали.
- Иди ко мне, - промурчала она не открывая глаз и потянулась, физически ощущая взгляд Джетро. - Почему ты там стоишь?
То, что Джетро молчал, ее ничуть не тревожило. С ним было приятно молчать, намеренно создавая уютную тишину, сотканную из общего дыхания. Наверное, так и должно было быть у людей, которым хорошо вместе, а им было хорошо, им было очень хорошо. Триш уже не могла обманывать себя. Сколько уж можно? Раньше, когда Джетро был где-то там, далеко за пределами их крохотного островка, пропадая в других странах и на других континентах, с этим было проще. Она могла не думать об этом, а иногда даже позволяла себе забывать, погружаясь в заботы с головой. Но теперь, когда он постоянно был рядом, когда буквально, а когда просто маяча на периферии звучным именем, которое местные кумушки с удовольствием мусолили чуть ли не каждый день, со смаком перемывая кости его обладателю, игнорировать собственные чувства становилось все сложнее. Прошло больше двух с половиной лет с тех пор, как он вернулся, и не было и дня, чтобы Триш не думала о том, что, наверное, все же любит этого мужчину и всегда любила его одного. Думать об этом было приятно, но говорить... говорить об этом Триш пока готова не была, хоть и понимала, что времени у нее с каждым днем становится все меньше и меньше.
Имя, которое Джетро произнес после затянувшегося молчания, заставило Триш распахнуть глаза и поднять голову. Сонная нега развеялась моментально, словно ее и не было. Триш подобралась, напряженно ощерившись голыми лопатками, и посмотрела на Макрея, стоящего у камина. От его взгляда ей стало не по себе, но он, словно пожалев ее, уставился в огонь. Легче все равно не стало. Сердце в груди пропустило удар, когда он продолжил говорить, и Триш машинально потянула на себя плед в детском желании не просто прикрыться, а спрятаться под ним, как во время грозы. Страх, нет, даже ужас, неотвратимый и холодный, как арктический лед, сковал все ее существо, заставив скукожиться на диване, отчаянно цепляясь за клочок колючей ткани.
- Что ты... что ты такое говоришь? Я не... - она осеклась на полуслове, когда Джетро снова на нее посмотрел, и все поняла. Неловко прикрываясь пледом, Триш села на диване и какое-то время так и сидела, балансируя на самом краешке и нервно прижимая колючую ткань к груди. Смотреть Макрею в глаза не было сил, и она упорно пялилась в живо полыхающий в камине огонь. По щекам текли невесть откуда взявшиеся слезы, но горечи не было. Триш чувствовала то самое облегчение, о котором грезила с тех пор, как Джетро вернулся.
- Что ты хочешь, чтобы я сказала? - спросила она, наконец, когда молчать уже было невозможно. - Что Чарли твоя дочь? Ты и так это знаешь, зачем... - до сих пор спокойный и ровный голос сорвался, Триш замолчала, проглотив так и не вырвавшееся наружу рыдание, и подняла на Джетро умоляющий взгляд. - Как ты узнал?
Встав с дивана она медленно подошла к нему, волоча за собой плед, и встала рядом. Отсветы от огня красиво играли на коже его обнаженного торса, обрисовывая четкими линиями все мускулы и изгибы его тела. Он был так напряжен, что, казалось, вот-вот полетят искры, но Патрисия не почувствовала опасности, как по идеей должна была, а подошла еще ближе и прикоснулась к его плечу, ощущая как он сгорает уже не от температуры, а от обуревающих его эмоций.

Отредактировано Patricia Wilson (2017-05-28 21:09:53)

Когда Джетро отшатнулся и отошел от нее, отгородившись как от серьезной угрозы, Триш поняла, насколько все плохо, но по-настоящему испугалась она только когда услышала его смех. Она знала его уже много лет, знала со школы и даже раньше, с того глубокого детства, когда нет ничего важнее куличиков в песочнице и новенького трехколесного велосипеда. Триш знала Макрея всегда, но никогда прежде ей не доводилось слышать, чтобы он смеялся вот так. Горько, обрывисто и обреченно, как умирающий человек, который знает, что умирает, и уже смирился с этим. Она знала этот смех слишком хорошо, но услышать его от Джетро, который всегда смеялся весело, задорно и заразительно настолько, что сложно было хотя бы не улыбнуться в ответ, было не просто странно. Было страшно и почти невыносимо. Триш застыла, как была, стоя у камина с прижатой к груди рукой, которой удерживала плед, и смотрела на Джетро во все глаза не в силах оторваться от его искаженного мучительной гримасой лица. «Господи, что же я наделала...» - так и стучало в груди, болезненно проворачиваясь штопором. Он говорил, смотрел своими потемневшими от злости глазами, и буквально выбивал из нее все ее самообладание каждым своим словом. Как она могла упустить это? Отчаяние мешалось со жгучим стыдом от того, что даже теперь, когда Джетро все узнал и все понял, она жалела лишь о том, что так глупо проговорилась. Не о том ей нужно было жалеть, не о том... У нее было столько шансов рассказать ему все как на духу, столько возможностей признаться во всем, а она так бездарно их упустила. Почему?.. Хотелось бы ей знать.
- Я не знаю, - упавшим до сиплого шепота голосом отозвалась Патрисия, когда Джетро задал вопрос, который она уже успела задать себе добрую тысячу раз. - Знаю, что должна была все тебе рассказать сразу же, как только ты вернулся, но... не знаю почему не сказала. Правда, не знаю. Не спрашивай. Это... это сложно.
Триш отвернулась к огню и какое-то время просто смотрела в огонь, пытаясь справиться с подступившими к горлу слезами и отрешиться от всех мыслей, что роились сейчас в ее голове, как осы в потревоженном улье. Молчание угнетало, а ощущение тяжелого взгляда, упирающегося в ее сгорбленную спину, не давало покоя. Джетро ее осуждал, это было очевидно, но хуже всего было то, что она не знала, как оправдаться перед ним. Не просто объяснить, почему она поступила именно так и никак иначе, а именно оправдаться, чтобы он не смотрел на нее вот так, не осуждал молча и, самое главное, не думал о том, что все, что между ними было, не имеет значения. Что «отношения», которые в свете последних событий выглядели как самая настоящая насмешка, были настоящими и без всяких кавычек, а не просто ее прихотью. И почему она решила, что скрываться ото всех будет лучше для них обоих? Еще одно «почему», за которое ей было до ужаса стыдно.
- Прости, - вырвалось прежде, чем она успела все как следует обдумать. Патрисия обернулась и посмотрела на Джетро. Ее глаза умоляли, но стоило ей встретиться с ним взглядом, как Триш поняла, что одного только «прости» тут будет катастрофически мало. Ее вдруг накрыла паника. Он молчал и просто смотрел на нее, а ей казалось, что из нее вынимают сердце на живую. Ей было страшно даже представить то, о чем он сейчас думал, но она слишком долго потакала своему страху, чтобы давать ему волю теперь. Триш решительно двинулась в его сторону и, обойдя диван, встала рядом с Джетро и тронула его за плечо. Ладошку обожгло. У него все еще была сильная температура.
- Джетро, послушай меня, - приподнявшись на носочках, она погладила его по щеке, чтобы привлечь внимание, и слабо улыбнулась, когда он на нее все же посмотрел. - Я не могу представить, что ты сейчас чувствуешь, но пожалуйста... пожалуйста, Джетро, прости меня.
Голос предательски дрогнул, и Триш резко замолчала, поджав губы. Ей отчаянно хотелось отмотать время назад до того Рождества, когда они впервые увиделись после долгих лет, а еще лучше вернуться в далекое прошлое и сказать ему все сразу же, как только она узнала, что беременна. Столько лет, столько возможностей, столько шансов на счастье и все до единого она упустила. И прямо сейчас упускала, наверное, самый последний.

Была ли это игра света или отблески от огня в камине. Триш хотелось бы верить, что ей просто показалось, но было мгновение, когда она увидела в глазах Джетро нечто, что ее напугало, при том настолько, что она отшатнулась от него, пусть и не настолько сильно, чтобы он обратил на это внимание. Она сама не обратила, поскольку сделала это почти инстинктивно, как любой человек, который чувствует угрозу. И пусть ни о какой угрозе речи не шло, Триш не могла отделаться от чувства, что стоит у обрыва, опасно балансируя на самом краю, и смотрит вниз, на острые камни и пену разбивающихся о них волн. От хриплого голоса Джетро по спине побежали мурашки. Триш застыла как была, стоя перед ним и глядя снизу вверх, как совсем маленькая девочка перед взрослым дядей. Он хрипел и кашлял, но это не мешало ему говорить.
Этого она и боялась. Боялась, что он заставит ее все рассказать дочери. Триш прекрасно понимала, что теперь это неизбежно, но к своему стыду была вынуждена признать, что где-то в глубине души лелеяла надежду, что Джетро не потребует этого вот так сразу и бескомпромиссно. Он всегда шел на уступки, когда дело касалось ее желаний, но, похоже, Триш слишком долго этим злоупотребляла. И слишком долго ждала.
- Джетро, я... - она не знала, как подобрать слова, и смотрела на него, растерянно и умоляюще, словно ждала, что он ей поможет в этом, но он и не думал помогать. Его лицо исказила усмешка, от которой внутри все похолодело, и Патрисия поняла, что это конец. Конец всему, что она так долго оберегала и скрывала ото всех, наивно полагая, что так будет лучше и спокойнее. Кому лучше? Разве что ей. А покой... Его никогда не было. С того самого момента, когда она сделала свой выбор, приняв очень важное решение за них двоих, не было ни единого дня и ни одной спокойной ночи, когда бы она не думала о том, что поступила неправильно или нечестно, скрыв от отца своего ребенка правду. Потом правду пришлось скрывать от подросшей дочери, и все стало еще сложнее, а теперь она пожинала заслуженные плоды.
Триш дернулась как от пощечины от последних слов Джетро и отступила от него на пару шагов. На этот раз осознанно и с расчетом, что не сможет до него дотронуться, даже если сильно захочет. Дрожащие пальцы сомкнулись на пледе, обернутом вокруг ее тела, и стиснули колючую ткань на груди. До боли, которая отрезвляла, но явно недостаточно. В ушах эхом стучали слова Джетро. Игры... Неужели, все ему виделось именно так? Что она все это время всего лишь играла с ним? Заигралась, получается.
- Хорошо, я все сделаю, - произнесла Триш упавшим до едва слышного шелеста и совершенно бесцветным голосом, медленно опуская глаза и отворачиваясь от мужчины. Она не знала, не представляла даже, как это сделать, как рассказать Шарлотте об отце, который, оказывается, все это время у нее был и жил совсем рядом целых три года. Но еще тяжелее было осознавать, что независимо от того, сделает она это или снова струсит, между ними с Джетро все уже никогда не будет так, как раньше. Она видела это по его глазам. В них как будто что-то умерло, и Триш было невыносимо чувствовать на себе его взгляд.
- Отвернись, - совершенно глупая просьба сорвалась с языка сама собой. Подбирая свои вещи, она впервые за очень долгое время чувствовала себя по-настоящему неуютно рядом с Джетро и потому не хотела, чтобы он на нее даже смотрел. Наспех одевшись, женщина накинула на плечи плащ, подхватила свои туфли и поспешила покинуть это мужское пристанище.
На улице нескончаемым потоком лил дождь. Триш раскрыла было свой зонт, успевший обсохнуть за то время, что она была у Макрея, но потом, немного подумав, сложила его обратно и решительно шагнула из-под козырька паба и зашагала прочь. К моменту, когда она добралась до дома, ее можно было отжимать. Еще издалека Триш заметила свет в окне комнаты Шарлотты и почувствовала, что близка к тому, чтобы в очередной раз струсить, но потом вспомнила, что ей сказал Джетро, и ускорила шаг. Она должна сделать это сама. Ее ошибка, ей и исправлять.