Лора отправляется прогуляться с собакой, и находит раненную Ундину.Солуэй, опушка леса, неподалеку от фермы Ливингстонов.
2 июля, после обеда.Ундина, Лора
Отредактировано Laura Livingstone (2017-07-19 18:37:50)
North Solway |
В Северном Солуэе...
Люди годами живут бок о бок, по дороге на работу приветствуют друг друга дружеским кивком, а потом случается какая-нибудь ерунда — и вот уже у кого-то из спины торчат садовые вилы. (c) 150 лет назад отцы-основатели подписали 21 июля проходит поговаривают, что у владельца супермаркетов «Солуэйберг» Роберт Чейз поднимает вещи из моря и копит находки с пляжа после штормов. очень плохая сотовая связь. |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » North Solway » Летопись » Находка
Лора отправляется прогуляться с собакой, и находит раненную Ундину.Солуэй, опушка леса, неподалеку от фермы Ливингстонов.
2 июля, после обеда.Ундина, Лора
Отредактировано Laura Livingstone (2017-07-19 18:37:50)
Первая половина второго дня второго летнего месяца выдалась пасмурной, но уже в начале полудня поднявшийся ветер разогнал собравшиеся ещё накануне вечером свинцовые тучи, и на голубом небе воссияло тёплое летнее солнце. Природа быстро пробудилась от неглубокого сна – замелькали над полями ласточки, загудели согревшиеся насекомые, и лишь мрачный, дремучий лес так и стоял безмолвной тёмной стеной. Под сенью древних крон храма природы царила почти торжественная тишина, и лишь немногочисленные птицы осмеливались нарушить её своим почтительным пением. Однако после полудня разогрело настолько, что и среди покрытых мхом и лишайником могучих стволов зашевелилась прежде незаметная жизнь.
Откуда-то доносился похожий на барабанный бой стук дятла, сновали по сухим брёвнам юркие ящерки. В воздух поднялась целая эскадрилья вездесущих комаров, а за ними подтянулись и их дальние родственницы. Лихо взбиравшийся по стволу древней ели поползень подхватил зазевавшуюся в тени крупную муху, чьё толстое брюшко отливало маслянистыми оттенками зелёного. Проглотив добычу, он ловко устремился вниз – к подсохшему красновато-бурому пятну, вокруг которого уже собрались товарки его закуски. Такие же пятна красовались то тут, то там на стволах деревьев, брёвнах и даже траве, где они словно отмечали чьи-то глубокие почти прямоугольные следы, по расположению которых было ясно, что оставивший их шёл с большим трудом, едва переставляя ноги – уж очень разными были расстояния между отпечатками подошв. Внезапно они исчезли, сменившись извивающимся следом гигантской змеи или ящерицы – по его краям остались вмятины отпечатков рук и ног. Буроватые пятна превратились в красновато-бурую линию, отметившую лишь одну половину таинственного следа.
Он тянулся к самой опушке, где обрывался у распростёртого в густой траве длинного тела, облачённого в разодранную, некогда строгую рубашку, настолько пропитавшуюся грязью и чем-то бурым, что понять, была ли она с самого начала цвета хаки или так сильно испачкалась, было решительно невозможно; порвавшийся воротник перехватывал безвкусный галстук-боло с изображением воющего волка; из-под пол рубашки выглядывали поношенные чёрные кожаные штаны, подпоясанные потрёпанным широким кожаным ремнём с массивной пряжкой в виде оскаленной волчьей морды, покрытые пылью и грязью, а на одной из штанин красовалась дыра, похожая на след попадания картечи, из которой медленно вытекала тонкая струйка крови; они были заправлены в стоптанные чёрные кожаные байкерские тупоносые сапоги, почти сползшие с ног. Тело лежало на животе, но голова повернулась на бок, и по покрытому багровыми синяками лицу можно было догадаться, что принадлежит оно девушке. Её рыжие волосы свалялись от крови и грязи. Бледное лицо казалось почти прозрачным на фоне травы. По её телу уже гуляли с хозяйским видом многочисленные мухи, чьи металлически блестевшие зелёные и синие тельца выдавали их падальщицкие инстинкты.
Вы ходить в свет – то есть в город, Лоре пока что не хотелось совершенно, благо что и необходимости в этом не было совершенно никакой. Общества многочисленных родственников девушке пока было вполне достаточно, попробуй-ка пообщайся со всеми – для этого тоже нужно время, и не мало. Но, конечно, когда-нибудь позже стоило выбраться и туда – город Лора видела пока только краем глаза и из окна машины, так что стоило уделить ему чуть больше внимания, раз уж она дома. Два месяца пролетят очень быстро, и когда она снова сюда вернётся Лора пока не знала и планов не строила.
Тучи с утра не предвещали ничего хорошего, но к обеду их подразогнал ветер, и даже выглянуло солнце. Жары, к которой она привыкла за последние несколько месяцев, конечно, не было, но местное лето этого никогда и не предполагало. Лора решила немного прогуляться, Пастушок – собака с незатейливой, но зато все объясняющей кличкой, был выбран в качестве спутника. Вообще-то, пастушок из Пастушка вышел не очень, зато друг и провожатый отличный. Прихватила Лора и корзинку – на всякий случай, вдруг получится открыть грибной сезон, и пару пустых пакетиков – мало ли, они с Пастушком все же забредут в более людные места, чем фермерское поле.
Пастушок был спущен с поводка, и бежал впереди, в паре метров от Лоры. По дороге он даже успел перекусить, поймав что-то мелкое – видимо, мышонка. Поле, принадлежавшее, сколько Лора себя помнила, их семье, закончилось – дорога заняла минут сорок, но Лора никуда и не спешила. За узкой проездной дорогой, по которой, как правило, из «чужих» почти никто и никогда не ездил, почти сразу начинался лес. Когда-то он казался Лоре дремучим – и где-то подальше таким, конечно, и был, но забираться в самый бурелом девушка никогда особенно не любила. Разве что в детстве, загулявшись и заигравшись, они иногда уходили дальше, чем стоило бы.
Пастушок, остановившись с Лорой, вдруг стал принюхиваться, а потом резко побежал вперёд. Гнаться за собакой Лора не собиралась – он все равно никуда не денется, но следом пошла, чуть ускорив шаг. Что именно так заинтересовало пса Лора тоже увидела очень скоро.
То, что в густой траве лежал человек, а не поваленное очередным ураганом дерево, издалека заметно не было, но стоило подойти поближе, и это становилось очевидно. Пастушок уже активно обнюхивал свою находку и громко лаял, привлекая внимание хозяйки, и Лора тоже поспешила вперёд – не обнюхивать собачью находку, конечно. Девушка, а это была именно девушка, лежавшая в траве, не шевелилась и на бурное внимание со стороны собаки не реагировала, поэтому проверять, услышит ли она её Лора не стала. Выглядела «находка», стоило признать, пугающе – лицо в синяках, одежда в грязи. Шикнув на пса, чтобы тот убрался в сторону, Лора опускается перед телом девушки на колени. Та, к счастью, дышит – Лора подносит руку к лицу девушки, чтобы в этом убедиться. Лора проверят пульс – он чувствовался точно и был ритмичным, а значит теперь можно заняться и остальным. Пакеты, припасённые на случай, если придётся убирать за Пастушком, служат в качестве импровизированных перчаток. Не очень удобно, но лучше, чем ничего – Лора замечает, что нога девушки кровит, а лезть в чужую кровь голыми руками не очень-то хотелось.
Тормошить девушку, или переворачивать её Лора опасается – на всякий случай. Голова у девушки – Лора наскоро осматривает её, кажется, не разбита, что уже неплохо. Из дыры в штанине тонкой струйкой сочится кровь, судя по пятнам, попадающим в поле зрения, девушка доползла до сюда сама, и сколько крови она потеряла пока не понятно. Лора, зацепившись за края дырки в штанине девушки, старается как можно осторожнее порвать ткань, чтобы хоть как-то поближе рассмотреть, что представляет из себя рана. Ткань поддаётся, и перед Лорой – раскуроченная, обожжённая дырка. В девушку, очевидно, стреляли. Кровь, к счастью, не бьёт фонтаном и, сколь может судить Лора, даже кости девушки, на первый взгляд, целы. Лора несильно давит на кожу вокруг раны, надеясь, что боль приведёт её находку в себя, и снимая с себя рубашку, остаётся в одной майке. Ничего другого, кроме собственной рубашки, под рукой все равно нет, так что придётся пожертвовать ею. Один из рукавов превращается в отличный «валик», который Лора и прижимает к ране, из остатков рубашки, порванной ещё на несколько частей, выходит бинт.
Отредактировано Laura Livingstone (2017-05-15 19:58:26)
Потревоженные появлением сперва пса, а за ним и его хозяйки, мухи с недовольным жужжанием взмыли в небо, на прощание покружившись вокруг той, кто посмела нарушить их планы на трапезу себе, а то и пока ещё не только не вылупившемуся, но даже не отложенному потомству, жадному до мёртвой плоти. Из-под потревоженного тела высыпали чёрно-жёлтые жуки-могильщики, тоже определённо поспешившие подобраться к нему, ибо рыжая девушка определённо была ещё жива, хоть и не спешила приходить в сознание.
Пока хозяйка нашедшей её собаки рвала её кожаные штаны, рыжая не шевелилась, но стоило той прикоснуться к обнажившейся ране, и из груди девушки вырвался полный неподдельной боли стон, а мгновение спустя распахнулись и её помутневшие зелёные глаза.
– Найн! Ласс михь ин Руэ! Ласс михь геен!* – хрипло закричала она на немецком, резко переворачиваясь на спину, одновременно шаря рукой сбоку от себя.
На первый взгляд, там была лишь слегка примятая трава, но внимательный наблюдатель сумел бы различить в ней тусклый блеск воронёной стали. Раненая с видимым усилием подняла с земли старое ружьё, от которого исходил несильный, но определённо свежий запах пороха и, не глядя, направила его на незнакомку, которую толком даже не видела – перед её мутными глазами всё плыло и двоилось. Несложно было догадаться, что она сейчас вновь переживает тот кошмар, из которого то ли вырвалась, то ли тщетно пыталась вырваться, когда ползла на лесную опушку. Её палец несколько раз дёрнул спусковой крючок, но ружьё лишь беспомощно щёлкало – патронов в обойме не осталось.
Поняв, что её оружие бесполезно, немка попыталась ударить девушку прикладом, но силы оставили её, и она беспомощно растянулась на земле, всё ещё сжимая в руках старое ружьё.
Нет! Оставьте меня! Отпустите меня! (немецкий).
Отредактировано Undine Kroenen (2017-05-21 13:31:06)
Девушка, стоило Лоре надавить на рану, стала приходить в себя. Это хорошо, это многое упрощало. Девушка застонала - Лора догадывалась, что ей сейчас должно быть очень больно, но здесь она уже ничем помочь не могла. Когда девушка о чем-то заголосила, Лора нахмурилась, безуспешно пытаясь разобрать хоть что-то. Кроме того, что ее Находка, судя по характерному говору, говорит на немецком, Лора не поняла больше ровным счетом ничего - она, в свое время, учила в школе французский, теперь - идиш, и с немецким Лоре сталкиваться не приходилось.
Найденная Лорой девушка перевернулась так резко, что у Лоры почти не осталось сомнений в том, что по крайней мере с позвоночником у Находки все в порядке, и до больницы она, худо-бедно, дотянет. Лора уже было собралась податься вперед, чтобы помочь Находке сесть, как заметила, что та неспроста что-то ищет в густой траве. Медленно, как шарнирная кукла, девушка подняла что-то, и Лора едва успела отшатнуться в сторону. Наставленное на нее ружье не выстрелило, хотя, вероятно, должно было. Дожидаться продолжения - а девушка, судя по всему, намеревалась попробовать снова, Лора не намеревалась, как впрочем и оставаться здесь и дальше. Если до Лора еще думала о том, что, возможно, девушка могла бы добраться не до города, конечно, больница была слишком далеко, а девушка все же была ранена, но по крайней мере до фермы пешком, то теперь Лора и сама не намеревалась ни "путешествовать" в компании Находки, ни продолжать прогулку. Окрикнув Пастушка, Лора, быстро перейдя на бег, бросилась обратно. Телефонной связи здесь не было, так что ее телефон не помог бы совершенно, чтобы позвонить, нужно было возвращаться. Ближе всех к лесу жил Виктор, от него Лора и собиралась позвонить. В скорую, конечно, в первую очередь, но и в полицию тоже. И тем, и другим нужно сообщить о случившемся, да и предупредить, что у девушки есть ружье.
Бегать Лора всегда любила, поэтому дорога до дома брата ни тяжелой, ни длинной не показалась, хотя пару раз Лора и сбавляла скорость, чтобы перевести дух. Уже только у самого дома Виктора Лора заметила, что и сама успела испачкаться к грязи и крови девушке, но решать эту проблему именно сейчас Лоре было некогда. Стоило бы, конечно, переодеться до того, как ее внешний вид поставит на уши всю семью, но сначала нужно было дозвониться в город. Дома была только жена Виктора, дети ушли играть во двор к бабушке, за что Лора мысленно поблагодарила проведение и собственную удачу. Пообещав объяснить все позже, Лора бросилась звонить - стационарные телефоны здесь, к счастью, как всегда работали исправно. Первым делом Лора вызвала скорую - чтобы там она не чувствовала к девушке, которая, вероятно, застрелила бы ее, если бы ружье было заряжено, та все еще нуждалась в медицинской помощь, и Лора не оставляла за собой права пренебрегать этим. Рассказав обо всем, что она знала сама, а также том, что уже успела предпринять и предупредив, что у девушки есть оружие, Лора позвонила в полицию, чтобы повторить все тоже самое еще раз. И, конечно, потом еще раз, третий, для жены Виктора. У Лоры и самой голова шла кругом от происходящего. В прошлом году она все лето подрабатывала в приемном отделении одной из больниц Эдинбурга, поэтому видела картины и пострашнее, чем раненая немка. Но то была больница, а не лес в крохотном городишке.
Отредактировано Laura Livingstone (2017-08-02 19:11:30)
Получив странный, даже пугающий звонок, диспетчер Скорой помощи позвонила в полицию, где оказалось, что девушка уже заявила на данные обстоятельства, и к месту выезжают полицейские. Машина скорой помощи тоже тут же выехала.
Подумать только! Раненая девушка в лесу!
Догадки тут же полетели разные, от самых тривиальных: просто не рассчитала и умудрилась себя подстрелить, - до серьезных. Но по городку уже гудели сиренами служебные автомобили.
Вскоре полицейские и скорая помощь подъехала к дому Виктора Ливингстона, откуда поступил звонок. Убедившись, что Лора в порядке, ее посадили в полицейскую машину: лес большой, и только она знала, где именно находится девушка. Естественно, они бы не стали подвергать ее опасности от несколько свихнувшейся пострадавший, но другого пути сейчас не было.
Добравшись до леса, полицейские и врачи с каталкой вышли из автомобилей. Лора могла указать направление, где находится девушка.
- Мисс! Это полиция! Положите оружие, и мы вам поможем! – крикнул полицейский еще до того, как они приблизились к месту. Шальную пулю получить никому не хотелось.
– Хальт! Хенде хох! Стой! Руки вверх! – уже не пытаясь ни прицелиться, ни подняться, хрипло прокричала едва живая немка вслед убегающей девушке. Её мутные глаза смотрели сквозь неё. Они не видели, но тот ужас, который плясал в них, та паника, которая исказила бледное, покрытое багровыми синяками лицо не оставляли сомнений – рыжая стреляла не в ту, кто склонился над ней, пытаясь помочь, а в кого-то совсем другого. В кого-то, из-за кого ей пришлось схватиться за оружие. Шелест травы под ногами беглянки уже стих вдали, а окровавленная девушка так и смотрела в пустоту, словно ей вслед. Наконец, она попыталась приподнять голову, но в глазах у неё тут же потемнело, и она без чувств растянулась на примятой, пропитанной кровью траве.
На этот раз сознание почти тут же вернулось к ней вместе с ощущением заполнившего голову тепла – к мозгу прилила кровь. Немка застонала и вновь попыталась пошевелиться. Раненая нога тут же откликнулась невыносимой болью. Из горла девушки вырвался едва слышный, хриплый, почти безмолвный крик. Она впилась зубами в свои уже и без того искусанные губы и с трудом перевернулась на живот. Перед её взором заплясали было кровавые мошки, но рыжая сумела перебороть себя и не потерять сознание уже в бессчётный раз за последние сутки. Она попыталась было подняться на локтях, но боль в бедре заставила её отказаться от этой затеи. Несколько минут немка так и лежала, вдыхая ароматы лесной земли. Наконец, она собралась с силами и поползла вперёд, опираясь на одни только руки и лишь изредка помогая себе здоровой ногой. При каждом неудачном движении из её груди вырывались болезненные стоны.
Она не знала, ни как долго так ползла, ни как далеко сумела уползти, а потому ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем откуда-то издалека, словно из иного мира до неё донёсся какой-то кошмарный вой, в котором не было ничего живого и даже природного, а потом уже куда ближе послышался человеческий голос. Мужской голос. Говоривший по-английски с сильным шотландским акцентом. Раненую, уже начавшую вновь терять сознание, тут же затрясло крупной дрожью.
– Нет! Только не снова! – в исступлении закричала она, подняв лицо к небу. – Дас ист унмёглихь! Унмёглихь! Ихь хабе дихь гетётет! Гетётет! – рыжая попыталась было всё-таки подняться на ноги, опираясь на ружьё, словно на костыль, но стоило ей только оторвать туловище от земли, и она тут же рухнула, как подкошенная, не выпуская оружия из руки и без всякого выражения шепча: – Гетётет… Гетётет… Гетётет…*
Это невозможно! Невозможно! Я тебя убила! Убила! Убила... Убила... Убила... (немецкий).
Полицейские застыли, когда услышали отчаянный вопль на немецком. Понятное дело, этот зык никто не знал, и все поняли лишь ту часть, что звучала на привычном английском. Но даже по ней, да и по интонации было понятно, что ничего хорошего их не ждет. Слишком много было в нем страха, переходившего в истерику. Полицейские переговаривались друг с другом жестами, указывая направление, откуда слышался голос, выбирая, кто пойдет в обход или будет отвлекать внимание на себя. Через некоторое время голос вновь прозвучал:
- Все хорошо, все будет хорошо, мы вам поможем, - полицейский пытался говорить тише, понизив свой голос. Если честно, к чему-то подобному они не были привычны. Когда-то давно на полицейских курсах молодых констеблей обучали чему-то подобному, но когда это было–то! Да и никто не предполагал, что пригодится в таком маленьком городишке.
Мужчина, которому было немногим за тридцать, и которого звали сержант Джонс, встал за дерево, опасаясь, что, открыв себя, тут же прогремит выстрел. Широкий ствол хотя бы мог его уберечь.
- С нами врачи! Доктора, вы понимаете? Они пришли, чтобы помочь вам, позвольте нам подойти! Доктора! – он повторил последнее слово еще раз. Кажется, оно звучало одинаково почти на всех языках.
Главное было – забрать ружье. И пока Джонс отвлекал внимание на себя, разговаривая с девушкой, другие обходили вокруг, чтобы, если будет такая возможность, суметь забрать ружье. Но сержанту все равно было чертовски страшно, а как старший по званию, он не мог позволить, чтобы жизнью рисковал кто-то из констеблей. Он ведь себе не простит!
И почему в таких ситуациях не используют какой-нибудь транквилизатор? Может, быстренько связаться с лесным хозяйством и попросить у них что-нибудь подобное? Вряд ли эта немка засудит их после.
Рыжая сделала последнее усилие и перевернулась на спину. Перед её глазами с новой силой заплясали красные пятна, а в голове зашумело, заглушая мужской голос, говоривший на каком-то знакомом, но неродном ей языке. Кровопотеря, усталость и пережитый шок разом навалились на неё, угрожая забрать в забытье, а то и сразу в небытие. Знакомые, но чужие слова никак не желали складываться во что-то осмысленное. Девушка мучительно пыталась понять, что говорит ей мужчина, но её утомлённое борьбой за жизнь сознание никак не желало вспоминать, как перевести его речь на человеческий язык.
Мы? Мы пришли? С нами? Они пришли? Они пришли с нами? Кто пришёл? Зачем? Нет! Нет! Этого нельзя допустить! Они не должны успеть!
Мысли мелькали в заполнившем рыжую голову тумане, складываясь в разрозненные картинки, словно цветные стекляшки в калейдоскопе. И немка вновь зашевелилась. Медленно, неуверенно, угловато, словно марионетка в неумелых руках. Она с трудом приподняла ружьё и передёрнула затвор. Тот лишь беспомощно щёлкнул, но рыжая этого не осознала. Она слишком боялась опоздать. Слишком боялась, что те, кто пришёл за ней, успеют до неё добраться, что она уже не сможет уйти от них. Дуло ружья упёрлось ей в подбородок. Она вытянула руки, удерживая спасшее ей жизнь оружие за скобу, закрывающую спусковой крючок, а потом положила на него палец.
Они не получат меня!
Ружьё негромко щёлкнуло, словно извиняясь за то, что не может помочь своей новой хозяйке сбежать туда, откуда уже никто не смог бы её достать, но измученная девушка этого не поняла. Свет перед её глазами померк, и она провалилась в беспамятство, так и замерев на окровавленной траве с приставленным к подбородку ружьём и прижавшем спусковой крючок пальцем.
Полицейские начали действовать еще до того, как странная немка отключилась. Они обошли ее вокруг и вели себя как можно тише, а потому без труда услышали глухой затвор, притаились, и когда сработал спусковой механизм, тихо, без патрона, тут же подбежали.
- Она что, хотела убить себя? – проговорил один.
- Какая-то шизанутая, - ответил другой.
Полицейские проверили пульс, позвали врачей с носилками, и вскоре машина скорой помощи с мигалками уже ехала в сторону городского госпиталя.
Ружье, понятное дело, забрали в качестве вещдока. Впереди предстоял допрос пострадавшей, а также девушки, что нашла ее. Полицейским необходимо было узнать, как она получила такие травмы, откуда у нее оружие и прочие подробности «девицы из леса», как ее быстро окрестили местные констебли, когда общались между собой.
Сознание возвращалось к ней урывками, а потому всё, что произошло после того, как она спустила курок, в памяти девушки отложилось как какой-то безумный фотоальбом – вот ружьё вынимают из её рук, вот над ней склоняется кто-то в красно-бело-синей униформе и тянется к её шее, вот её куда-то тащат, вот она лежит в какой-то странной трясущейся комнате, а откуда-то издали до неё доносится зловещий неестественный вой. Все эти картинки тут же смешивались с какими-то непонятными звуками, в которых изредка можно было разобрать обрывки непонятных слов.
А потом сознание вновь начало возвращаться в истерзанное тело. Немка громко застонала и открыла мутные зелёные глаза. Трясущаяся комната оказалась салоном машины скорой помощи, а люди в красно-бело-синей униформе – не то врачами, не то, что было более вероятно, парамедиками. Рыжая попыталась пошевелиться, но тут же обнаружила, что её голову надёжно фиксирует шейный корсет, а запястья и лодыжки прикованы мягкими ремнями к перилам каталки. Заговорить или закричать её не дала прижатая к её лицу дыхательная маска мешка Амбу, да и сил на вопли у неё всё ещё не было. Всё, что она смогла – едва слышно прошептать:
– Кончилось всё? Я жива? Победила я? – в её голосе ощущался как никогда сильный немецкий акцент, а почти прозрачное бледное лицо исказила гримаса ужаса, а зелёные глаза затуманились, давая понять, что на неё вновь нахлынули воспоминания о каком-то кошмаре, явно пережитом совсем недавно. Немка слабо забилась в путах.
История странной немки на этом не закончилась, и когда ту привезли в больницу, оказав медицинскую помощь, еще никто не знал, что где-то в лесу лежит два трупа местных жителей. Осматривать местность не стали именно по той причине, что уже нашли ту, ради которой и была вызвана полиция и скорая.
Кренен положили в одиночную палату, и первое время, опасаясь, что девушка снова может попытаться навредить себе, ее руки держали ремнями.
Через некоторое время, когда девушка уже очнулась, в палату зашел местный инспектор.
- Здравствуйте, мое имя инспектор Кэррол, - представился мужчина. Одет он был в простой костюм, а вовсе не в полицейскую форму, как младшие по званию, - А вас, я так понимаю, Ундина Крёнен? – имя полицейскому сказал кто-то из медсестер. Кажется, девушку тут уже знали, или просто знали в городе, да и он не редко слышал уже это имя, так что… В северном Солуэе определить личность кого-то обычно не составляло труда.
Инспектор Кэррол был человеком крупным, тучным, со светлыми, словно выгоревшими, волосами.
- Мне нужно узнать, что произошло в лесу, вы помните что-нибудь? Откуда у вас ружье?
Инспектор не стал присаживаться, а стоял у изножья кровати, пристально глядя на рыжую немку. Ему не очень-то нравилось, когда в городе происходили подобные странные происшествие, и нутро подсказывало, что все не так просто.
Дробь и картечь горячо нелюбимы баллистиками и медицинскими криминалистами, в первую очередь, за то, что определить, из какого именно оружия они были выпущены, невозможно – на свинцовых шариках, независимо от их диаметра, просто не остаётся характерных следов, какие появляются даже на крупнокалиберных пулях при прохождении через гладкий ствол, не говоря уже о нарезном оружии и его боеприпасах. Извлечённая из бедра злополучной немки картечь вполне могла вылететь и из того ружья, с которым та до последнего не желала расставаться, пока не потеряла сознания после неудачной попытки застрелиться. Впрочем, врачи солуэйской больницы если и задавались этим вопросом, то уж точно не во время операции, хоть и сохранили каждый свинцовый шарик, засевший в теле странной пациентки, чтобы передать их все полиции.
Как и в её первое посещение больницы, девушку уложили на живот, поскольку раны на её бедре хоть и пришлись больше на боковую его поверхность, всё равно выглядели так, словно выстрел настиг рыжую откуда-то со спины. Это плохо укладывалось в версии о попытке самоубийства. Впрочем, под неё крайне условно подходило и предположение о самостреле – отдача охотничьего ружья сломала бы девушке пальцы, приставь она ствол к бедру, да и отсутствие характерных признаков ожога на одежде и коже указывало на то, что выстрел был сделан с большого расстояния. Вернее, сказало бы судебно-медицинскому эксперту, находись таковой в приёмном покое или операционной. Впрочем, все особенности ран были тщательно задокументированы, а сами раны вырезаны и сохранены, как и картечь, чтобы передать их полиции, если они ей потребуются.
Оставленная в палате девушка, медленно приходя в себе после наркоза, билась в путах и что-то неразборчиво выкрикивала на немецком, словно всё ещё убегая от кого-то или же, наоборот, преследуя. Когда полицейского, наконец, допустили к ней, бег немки уже закончился, но она всё ещё вела себя странно, испуганно озираясь и требуя, чтобы её немедленно освободили, при этом наотрез отказываясь объяснить, что же с нею случилось. При появлении мужчины в штатском девушка вдруг вжалась в простыни, с нескрываемым ужасом уставившись на него, но когда её глаза сфокусировались на его волосах, из её груди вырвался вздох облегчения, и немка немного расслабилась.
– Добрый день, инспектор, – произнесла она с сильным немецким акцентом. – Да, это я, Ундина Крёнен. Уверена, вы наслышаны обо мне, – на бледном лице едва заметно заалел стыдливый румянец, который тут же потух, стоило полицейскому задать следующий вопрос. – Ружьё? – неуверенно переспросила Ундина. – Там всё было в крови, – негромко произнесла она. – Он убил косулю. Матку. Я видела это. Другой выстрелил в меня. Моя кровь обагрила землю в древней чаще. Я приняла помощь леса. А он велел за раны, ему нанесённые, возмездие нести. Лес проснулся. Они разбудили его. Время ненависти пришло. Они остались в запретной для людей чаще тёмного леса. Дождь пройдёт, и последний их след сгинет, – голос немки становился всё громче, но вместе с тем не выразительнее. Она словно впадала в какой-то транс.
Похоже, девчонка была совершенно сумасшедшей. И несмотря на то, что инспектор не привык думать так о людях, смотрел на девушку он с некоторым скептицизмом, чуть приподняв брови. Задавая свой вопрос, Кэррол намеревался занести показания в блокнот, для чего открыл его на нужной странице и уже приготовился записывать, но не тут-то было.
И если сначала мисс Кренен показалась совершенно нормальной, то во время ее ответа на главный вопрос инспектор в этом уже сомневался.
- Простите… - неуверенно начал он, дождавшись паузы, - Кто убил косулю и кто в вас стрелял? – инспектор выцепил из всего потока то, что показалось ему действительно важным. К счастью, полицейский опыт в этом только помогал, - Вас кто-то преследовал?
Инспектор пока не принял слова девушки всерьез, продолжая сомневаться в ее вменяемости, но докопаться до сути был обязан. Не вернешься же в участок и не скажешь: «Да она полностью свихнулась, не хочу я с ней разговаривать». Свихнулась или нет, а обстоятельства дела необходимо выяснить, в них может быть что-то важное, а доктора сказали, что Кренен не могла выстрелить в себя под таким углом. Им-то, конечно, виднее. Здесь, в Северном Солуэе, у многих было оружие хотя бы потому, что эти многие были фермерами. Другие просто жили в своих домах, да и лес совсем рядом, и отгонять от своих владений немногочисленных диких зверей все же приходилось.
- Вы не волнуйтесь и расскажите все по порядку, хорошо? – инспектор попытался успокоить девушку, - У меня достаточно времени, не торопитесь и соберитесь с мыслями.
Насчет времени он, конечно же, преувеличил. Кэрролу совершенно не хотелось провести в палате весь день, да и бумажек еще полно заполнять. Но надо было что-то все же сказать и подбодрить эту юную особу.
Взор Ундины затуманился. Девушка вновь задёргалась в путах, словно бросаясь бежать, а потом уткнулась лицом в подушку и замерла. Плечи её задрожали, а из груди послышались всхлипывания.
– Я гуляла по лесу, – голос немки звучал глухо, искажённый сразу и больничной подушкой, и неподдельным страхом. – Я гуляю по лесу часто, это все в городе знают. Лес это храм природы, знаете вы? Человек лишь гость в его пределах. И должен, как гость, его законам подчиняться. Они были там. Они нарушили закон. Они осквернили храм! Я вышла на поляну, а он над убитой косулей с ножом в руке стоял. Земля пропиталась её кровью. Потом другой пришёл. Грузный, как вы, только рыжий, и волос у него поменьше. Было. Он выстрелил. Сразу. В меня. Попал, – девушка вдруг задёргалась в путах, словно забившись в судорогах, а в её голосе появились истерические нотки. – Он бил меня ногами, пристрелить хотел, а потом ножом разделать решил. Второй не мешал ему. Я ударила его кинжалом в ногу. Пустила ему кровь, как он – мне, – кулаки Крёнен сжались. Она вдруг перестала дёргаться и обернулась к инспектору. По её щекам струились слёзы, но на лице появилась какая-то не то страдальческая, не то торжествующая улыбка. Из её груди вырвалась совершенно безумная смесь стонов и смеха.
Внезапно девушка снова притихла на пару минут, о чём-то глубоко задумавшись, а потом рванулась в путах, пытаясь дотянуться руками до ног.
– Где мой кинжал?! – почти выкрикнула она. – Где он? Это подарок! Верните мне его! Он спас мне жизнь! Вы не можете у меня его забрать! – истерика в голосе Ундины вдруг сменилась возмущением. Девушка смерила полицейского сердитым взглядом и отвернулась к стене.
Слова девушки казались, с одной стороны, вполне осмысленными, но содержали в себя совсем не то, что сказал бы на ее месте совершенно здоровый человек. Инспектор списал все на стресс, который она пережила и сделал несколько пометок в блокнот.
- А вы можете назвать точное место или хотя бы как далеко от того, где вас нашли? – поинтересовался Кэррол, но так и не понял, услышала она вопрос или нет. Девушка задергалась и словно начала биться в истерике, от чего инспектор сделал шаг назад и счел нужным позвать кого-то из медперсонала. В его планы вовсе не входило доводить бедняжку до каких-то нервных срывов.
Инспектор отошел к двери и выглянул в больничный коридор.
- Эм… Мне нужна помощь! – позвал он хоть кого-то, и медсестра подоспела, пока девушка еще билась в истерике (или снова?). Инспектор уже потерял счет ее взрывам и слезам, так что решил, что вряд ли может узнать что-то еще больше, по крайней мере на данный момент.
- Если что-то вспомните, позвоните в участок, пожалуйста, - проговорил он снова несколько неуверенно, слышит и понимает его Ундина или же нет.
Уходя, Кэррол заметил, что ей сделали какой-то укол. Возможно, успокоительного, рассудил инспектор, потому что девушке явно следовало хорошенько отдохнуть, она была в ужасном состоянии, больше моральном, а не физическом.
Через некоторое время полицейские начали прочесывать лес в окрестностях того места, где была найдена Ундина Кренен. Третьего июля были найдены два трупа местных жителей: Джеремайя «Джерри» Маклин и его кузен Лоуренс «Ларри» Баркли.
Вы здесь » North Solway » Летопись » Находка