[indent] Ундина взяла топор поудобнее и уже собралась было продолжить свой поединок с забытыми вещами, словно вдохновляясь доном Кихотом Ламанчским, некогда бросившим вызов ветряным мельницам. И хотя, на первый взгляд, у её атаки на груду старого хлама результат оказался куда заметнее, пользы от него вышло едва ли больше – рассыпавшиеся по полу рваные книги, кипы газетных листов, склеившихся почти до родной им древесной плотности, обломки глыб окаменевших муки, круп и порошков так и норовили подвернуться под ноги, что неизбежно закончилось бы падением, которое вряд ли бы обошлось лишь синяками. Да и вид юной шотландки, которая вдруг не только перестала вопить, что все умрут, но и бросилась помогать женщине отодвинуть тяжёлую коробку, странным образом отрезвила немку.
[indent]  – Никто не умрёт сегодня! – негромко произнесла она, обращаясь не то к едва не убившей её девице, не то сама к себе.
[indent] Потрошить шкаф, держа в руке топор, было неудобно, и рыжая попыталась было заткнуть его за пояс, но длинное топорище не только нелепо торчало из-под подола юбки, но и мешало нагибаться, то и дело упираясь в бедро или колено, от чего клин больно врезался в живот девушки. Убедившись, что так она сможет, разве что, посрывать с вешалок всю некогда модную и явно недешёвую, но теперь настолько пропитавшуюся пылью, что её вряд ли удалось бы пустить и на тряпки, одежду, немка осмотрелась по сторонам, лихорадочно соображая, куда бы положить зловещий инструмент. Самым очевидным вариантом ей показалась крышка злосчастного шкафа, но тогда завладеть им смогли бы и её подруги по несчастью, одной из который она по-прежнему не доверяла. А потому девушка, на этот раз вдохновившись кем-то куда более бульварным, нежели хитроумный идальго, чуть-чуть сдвинула галстук-боло вниз по кордам, тем самым ослабив их натяжение, и засунула топор себе за спину за шиворот блузки. Тот почти тут же недвусмысленно натянул ту, угрожая задушить свою новую хозяйку, но девушка словно и не заметила этого, с удвоенным усердием принявшись потрошить злополучный шкаф, усилиями шотландок распахнувшийся настежь.

[indent] Вездесущая пыль словно вознамерилась задушить узниц старого чердака, посмевших потревожить покой забытых на нём вещей. Женские кашель и чиханье, казалось, гремели на весь обречённый дом. Хлам казался бесконечным, и всё же медленно, но верно шкаф пустел, хотя подойти к нему, не споткнувшись, с каждым разом становилось всё сложнее – истлевшие и прогнившие мешки, покрытые паутиной и тронутые плесенью так и норовили прорваться под тяжестью наваленного в них мусора, когда-то, возможно, бывшего сокровищами для своих и думать забывших о нём теперь хозяев. На пол с глухим стуком просыпались старые игрушки, никому ненужная посуда, с глухим стуком разлетавшаяся на сотни бесцветных осколков, и даже строительный мусор, который когда-то поленились вынести на улицу или просто закинули на чердак, чтобы не тратиться на его вывоз по всем правилам.
[indent] В очередной раз удушливо закашлявшись, Ундина вдруг поймала себя на мысли, что её всё-таки радует одно только то, что весь этот хлам остался на чердаке, а не отправился на дно морское, чтобы когда-нибудь стать добычей старины Чейза. Девушка почти тут же всё же сообразила, что это – не более, чем попытка усталого от монотонной работы мозга хоть как-то абстрагироваться от становившейся всё более невыносимой реальности, и она негромко рассмеялась сквозь кашель. Ворочать тяжести ей было не привыкать – в своих поездках на мотоцикле она не раз оказывалась в ситуациях, когда приходилось толкать тяжеленный круизёр до заправки, не рассчитав дальность пути и расход топлива, но на пустой дороге можно было насладиться хоть какими-то пейзажами и пусть и относительно, но всё-таки свежим воздухом. На чердаке же приходилось терпеть уже ненавистную пыль и едва выносимую болтовню истеричной девицы, которую она не рисковала попытаться заткнуть лишь потому, что это могло кончиться абсолютно всем, чем угодно. Оставалось только сосредотачиваться на работе, изо всех сил борясь с желанием покрепче огреть юную шотландку обухом топора по бестолковой голове.
[indent] Немка уже держалась из последних сил, чтобы не сорваться, когда вдруг подала голос старшая из её подруг по несчастью. Девушка отпустила подгнившую перину, рухнувшую на пол с грохотом полного окаменевшего цемента мешка, и потянулась за топором. Достать тот из-за затылка оказалось далеко не так просто, как это показывали в кино, в котором, впрочем, подобным образом герои и злодеи выхватывали, обычно, двуручные мечи, но рыжей всё же удалось совладать со своим оружием, не выронив его.
[indent]  – Посторонитесь! – хрипло пробормотала она и, прокашлявшись, добавила: – Время топора! – широко замахнувшись, девушка почти что прыгнула на уже ненавистный ей шкаф. Всю свою ярость на судьбу, на этот день, на запертую на одном чердаке с нею истеричку вложила она в свой удар. Громкий треск прокатился по пустому дому. Топор пробил фанерную стенку шкафа, словно клевец – щит. Не сумев удержаться на ногах, немка по инерции полетела вперёд и, больно ударившись коленями о край шкафа, со всего маху обрушилась на злополучную стенку, проваливаясь куда-то вперёд вместе с ней. Во все стороны брызнули щепки, послышался грохот выломанных рам, и, разгоняя полумрак, на чердак хлынул яркий свет. Шкаф и в самом деле стоял точно перед слуховым окном, которое и выломала не рассчитавшая силы удара девушка.

[indent] Осколки стекла больно впились в грудь и руки рыжей девушки. Ундина громко застонала и попыталась было подняться, но тут кто-то попытался протиснуться в разбитое окно мимо неё, а потом вдруг как-то странно дёрнулся назад, вминая её в разбитую оконную раму. Усилившаяся боль не дала немке ни насладиться, ни ужаснуться поистине апокалиптической картиной.
Земля вздыбилась, разорванная глубокими трещинами, из которых бил пар. Дома вокруг покосились, а то и обвалились. Откуда-то тянулся густой шлейф чёрного дыма. И во всём этом кошмаре сновали где-то внизу люди в синих и белых униформах. Кто-то из них хлопотал вокруг переломанных, окровавленных фигурок, совсем недавно бывших такими же людьми, а кто-то – кричал что-то в громкоговорители. Сверкали мигалки, ревели сирены.
[indent] Крёнен слабо вскрикнула, не то от боли, не то – от ужаса, но её тут же перебил уже до скрипа в зубах знакомый голос. Злосчастная девица МакМилан была пусть и ненамного, но полегче её самой, а потому немка всё же сумела собраться с силами и стоически вытерпеть попытки Саннивы высмотреть внизу хоть кого-нибудь, кто пришёл бы к ним на помощь, хотя сама прекрасно видела, что малочисленным городским специальным службам и без трёх женщин на чердаке дел невпроворот. Она уже хотела было поддержать идею доктора Миллс с выбрасыванием в окно всего подряд, но та вдруг решила всё-таки дать Санни шанс воспользоваться своим достойным самого Джельсомино голосом.
[indent]  – Эгегей! Эгегей! Ау! Ау! Помогите! Мы здесь! Мы здесь! Кто-нибудь! Ну, хоть кто-нибудь! На помощь! Мы здесь! Посмотрите наверх! Мы здесь! Здесь! Эгегей! – послушно завизжала, в который уже раз за этот день рискуя сорвать голос, неугомонная девица.
[indent] Ундина хотела было поддержать её попытку, но под весом Саннивы она не могла набрать в лёгкие воздуха, а потому из её груди вырвался лишь жалкий хрип. Одновременно немка попыталась заткнуть уши – от крика шотландки недолго было и оглохнуть. При этом она выпустила топор, и он с глухим стуком рухнул вниз. МакМилан откашлялась и заорала вновь, но то ли её крик заглушался шипением вырывавшегося из трещин в земле пара и рёвом сирен, то ли из-за и без того бесчисленных воплей, доносившихся, казалось, со всех сторон, никто не мог понять, что этот крик включился в общую какофонию только что.
[indent] Внезапно навалившаяся на Ундину тяжесть вдруг исчезла, втянутая обратно на чердак. Немка с трудом поднялась на ноги. Из её предплечий торчали осколки стекла. Её несколько застряло в лацканах уже безнадёжно изодранного пиджака. Блузка на груди окрасилась в красный цвет. Крёнен пошатнулась, но, стараясь не обращать внимания на боль, потянулась к недавно совершенно бесцеремонно опрокинутому ею ящику, из которого при падении на пол донёсся характерный звон потревоженной посуды.
[indent]  – Они не слышат нас! Не слышат! – хрипло ревела МакМилан. – Мы обречены! Обречены! Никто нас не услышит! Никто нас не найдёт!
[indent]  – Никто не поцелует и пива не нальёт! – дрожащим от напряжения голосом оборвала её Крёнен. – Ищи тарелки и их в кого-нибудь мечи! Тогда заметят нас! Должны заметить! – произнесла она в каком-то трансе и сорвала с ящика почти отлетевшую при ударе об пол крышку. Внутри и в самом деле оказался какой-то старый сервиз, за долгие годы лежания на чердаке покрывшийся таким слоем пыли, что разглядеть хоть какие-нибудь рисунки на нём было решительно невозможно. Ундина криво усмехнулась, вытянула здоровенную тарелку, по всей видимости призванную играть роль не то подноса, не то – бутербродницы, и, перехватив её за край, метнула в окно, словно диск.

[indent] Когда их, наконец, заметили, Ундина держалась на ногах из последних сил, а потому, хоть и хотела попытаться провести переговоры с теми, кому повезло хоть немного больше, нежели узницам старого чердака, самолично, но оказалась вынуждена уступить эту честь Санниве МакМилан, которая из всех трёх женщин оказалась на удивление стойкой – у неё всё ещё были силы не только стоять на ногах, но и вопить во всю свою достойную военачальников давно ушедших эпох глотку. Да и само известие о том, что их всё-таки заметили и теперь уже точно спасут, повлияло на них диаметрально противоположным образом. Если шотландке эта новость только придала сил, то немка, напротив, почувствовала, как на неё резко навалилась усталость. Бороться больше было незачем, и истерзанное тело требовало от неё просто лечь и отдохнуть.
[indent] Пошатываясь, Крёнен прошлась взад-вперёд перед окном, рассеянно глядя по сторонам. Она и сама не была до конца уверена, что искала – какую-нибудь старую раскладушку, мешок помягче или и вовсе просто хоть немного свободный от хлама участок пола. Однако стоило Санниве заикнуться о канате, и в потускневших глазах Ундины вспыхнул настораживавший всех, кто хоть немного знал эту девушку, блеск.
[indent]  – Спускаться без страховки после такой физической нагрузки небезопасно, но попытаться можно. Здесь не так уж и высоко, да и адреналиновые резервы надпочечников мы вряд ли полностью истощили, – задумчиво произнесла она. – Полагаю, на спуск отсюда их хватить может. Был бы здесь канат! Та верёвка, которую ты мне кидала, подойти может. Или можно всё здешнее тряпьё вместе связать попробовать. Все мы – девушки стройные, – немка закашлялась не то от смеха, не то – от пыли, и обернулась к старшей из шотландок. – Кажется, я кровью медленно истекаю, – с усталым спокойствием произнесла она. – Я изрезала себе все руки и, похоже, несколько осколков у меня в груди застряли. Боюсь их вытаскивать – вдруг они до каких-нибудь крупных сосудов добрались. Но, полагаю, ещё пару часов я протяну, – Крёнен развела руками и вдруг рухнула как подкошенная.