Голос Стюарт невольно сел в хрипотцу. Она так явно помнила каждое мгновение проведенное рядом с Рене, что разговоры о ней с Джетро вызывали большую неловкость. Ее пьяный, всполошенный и немного пристыженный взгляд бродил по лицу мужчины, то и дело спотыкаясь о ссадину, еще свежую и наливавшуюся раздражением.
Столько было в его словах о сестре настоящего, глубокого чувства. Он действительно переживал о ней и любил. Иначе и быть не могло.
Удивительная, - подумала Кэт о Рене, продолжая мысленно фразу, недоговоренную Джетро.
И почувствовала острую боль. Не физическую. Эта боль была глубже, природа ее была необъяснима и непонятна, но Катриона совершенно точно и ясно чувствовала боль. И это не было связано с Рене. Что-то, что вообще не должно было существовать, оно болело, жило своей жизнью и жалило в самое сердце. Что-то, связанное с ним, а не с тем, с какой нежностью отзывался он о сестре.
- Мне кажется, - тихо проговорила Стюарт, поглаживая пальчиками оббивку дивана и боясь сделать лишний раз слишком уж сильный вздох, - В сердце Рене отнюдь не мое имя.
Откуда она это взяла? Между ними не было пылких признаний, планов, игры в вопросы и ответы, не было ничего кроме чистого, неразбавленного и умопомрачительного секса, чувства, желания. Возможно, поэтому не было лжи. Не было иллюзий. Не было напраслины и ожиданий. И Катрионе нечем было заполнить образовавшуюся внутри пустоту. Нечем обманываться. Кажется, глубоко в душе она всегда знала, что не способна будет разбить никому сердце. В этом не было жалости. Только невыносимая легкость бытия Катрионы Стюарт. И в это мгновение Кэт захотела его разбить. Все сердца на свете. Хотя бы ее, кого-нибудь, чтобы знать, что не была безразлична. Как она могла относиться к себе, зная, что никогда не была любима? Детство осталось детством, за какой-то непроходимой чертой. Она изменилась. И это уже была не она, другая, совсем другой человек. Тогда и сейчас - две разные жизни. В этой никто и никогда ее не любил. Ни друг, ни брат, ни любовник. Просто как факт. Необходимость в этом атрофировалась еще четырнадцать лет назад. Перегорела. И вот сегодня, слушая неожиданное, отчего-то неожиданное признание Джетро, ей вдруг захотелось того, о чем она уже и перестала мечтать.
- Как бы тебе сказать, - Кэт невесело улыбнулась, пытаясь скрасить неловкость момента, - Мне кажется, там кто-то есть. И я точно знаю - это не я.
Она пожала плечами, не глядя на Макрея. Пусть думает, что хочет. Всей душой Кэт желает малышке счастья. И если той будет хорошо от присутствия в ее жизни Стюарт, она будет этому рада. Но там, глубоко, в самом закрытом месте, куда нет хода никому, там кто-то есть. Кто-то, кто живет давно, врос в нее своими корнями так крепко, что она уже и не отличит кто есть кто, он это или она. Кэт повернулась к Джетро, сморгнула и нахмурилась, разглядывая его лицо. Его отсутствующий взгляд, словно он находится не здесь, говорит не с нею. Кэт почувствовала себя лишней. Неуместной. Детское, милое чувство неловкости сменилось невесть откуда навалившейся на нее усталостью. Кэт решила, что ей наплевать. На все и отныне. Она слушала Джетро, а сама прокручивала в голове как сладко целовала Рене. Будь она мужиком? Спустил с лестниц? Боже, знал бы ты какие у нее сладкие губки. Во всех местах, - хихикнула про себя Катриона и сильно зарделась, облизнув пересохшие губы, и потянувшись за тем, чтобы выпить. Она не могла остановить эти мысли. Даже сейчас от одних только мыслей у Кэт затвердели соски, как сигналы SOS, которые она старательно отправляла в космос. Все чего хочу я - это любовь, - крутился в голове старый, забытый мотивчик. Дыхание Катрионы сбилось, зрачки расширились, будто сейчас она видела ее. Стюарт загадочно улыбнулась, сморгнув наваждение, но старательно отвела глаза, чтобы Джетро не заметил в них жадный блеск и некоторую растерянность, будто бы человек впервые для себя что-то важное понял. Пусть и слишком поздно.
- О, не злись, - выдохнула она, мечтательно уставившись на выплясывающий огонь, - Бесполезно, - Кэт улыбнулась, - Я ни капли о том не жалею, не поверишь, - она просияла, совершенно искренне при этом вздохнув, так сладко, как вздыхает утомленный бессонной ночью любовник. Это приятная усталость. Этой усталости можно дать и зеленый свет. Жаль, что все продлилось слишком недолго.
- О, если бы ты знал как она целуется, - ее губы невольно приоткрылись, грудь отяжелела, словно Рене сейчас касается ее своими холодными, тонкими пальчиками. Боже, Кэт смутилась и бросила взгляд в сторону Джетро, и неожиданное понимание пронзило ее: он знает. Его губы - знают. Кэт фыркнула и опустила голову, так что волосы упали ей на лицо. Разве не понимание только что было в его глазах? И.. разве это так важно?
- Сейчас мне кажется, что я жила будто в вакууме, - она говорила и губы ее горели огнем. Поцелуи, Рене, ее вкус, шелковистость ее кожи - по всему этому в это мгновение она тосковала. Все это желала с такой силой, что в животе боль смешалась с томлением, усиливая друг-друга. Почему она избегает ее все это время? Почему не подпускает к себе? Почему отказалась от такого чуда как любовь женщины? Любовь малышки Рене. Добровольно. В угоду козла, который напал на нее и поиздевался. У Кэт появился комок в горле.
- Прости, глупости какие, - хохотнула она, еле дыша от вожделения, от боли, от сожаления и страха. В присутствии Джетро все ее нутро всегда выворачивало наружу. Поэтому она избегала его. Его больных слов. Его равнодушия. Он делал это как врач, не как друг. Профессионально и равнодушно. Будто резал, спасая. Или спасал, порезав. Делал что-то, в чем нельзя было включать свои чувства. Прикладывать к больному месту свое сердце. Просто потому что нельзя. Он никогда ее не жалел. Просто не сложилось, - так можно охарактеризовать ее жизнь. Так тоже бывает. Долгое ожидание Горца, иллюзии, пустые надежды, ненужная верность. А потом все наоборот. Случайные встречи, разовый секс, никаких обязательств. И самое главное - никаких привязанностей. Она уже не умела привязываться. И жалеть. И никогда никого не хотела вязать к себе. Это казалось ей диким, ненужным. Все что нам надо - это любовь, выстукивало громко сердце в груди. Катриона ненадолго прикрыла глаза. За что она извинилась? За то, что ей вдруг показалось, что губы у Джетро знают на вкус губы ее сладкой девочки? Да уж.
- Кажется, мне уже хватит. Удивительно это произносить вслух, - она горько улыбнулась, имея ввиду, конечно, спиртное, - Тем более при тебе. Прямо ночь откровений, - была некая ирония в этих словах.
- Сейчас мне начинает казаться, что мне давно уже надо было позволить себе жить. Но если все то, что произошло привело меня к ней. Или ее ко мне, я, черт побери, не знаю, то я ни о чем не собираюсь жалеть. Мне кажется, - Катриона вздохнула и выпалила, явно не совсем соображая кому в том признается, - Я никогда не перестану хотеть ее... - тут она осеклась, нервно облизала губы, бросив взгляд на Джетро, и опасаясь, что переборщила с признаниями брату Рене. Кем бы он ни был. Слова сами сорвались с ее языка. Невыносимо было прятать в себе столько чувства. Желание переливалось через края. Кэт горела как огонек. Маячок. И ночью ощущала все это особенно остро. А рядом с Джетро особенно. С Джетро, который с такой нежностью и пониманием говорил о ней.
- Я не буду с тобой говорить о сексе с твоей сестрой, Джетро! - прорычала Кэт, спохватившись и разозлившись. Но больше разозлившись на себя. На то, что секса с Рене ей сегодня не видать, как своих ушей. Да и самой Рене. Да и вообще ничего хорошего, в ближайшее время так точно. И сразу так остро вспомнились все те проблемы, которые надо решить. И подступиться к которым она не представляла возможным.
- Бывает делаешь что-то, о чем никому не можешь признаться. Но если бы это случилось еще раз, то хочется повторить каждый шаг, каждую свою дурацкую ошибку, пройти через любой ад, только бы испытать это снова и снова. Разве не так? Боже, Джетро, если бы ты был женщиной, ты бы меня понял, - и Кэт захлебнулась отчаянным, нервным смехом.