[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]
Деликатности Рэйке постучать не хватило. Дождаться, когда она закончит шептать над травой, он не смог. А побеспокоенная в такие моменты ведьма - злая ведьма. Особенно когда ей еще приказывают явиться темным порталом к ногам мастера и поклониться. Испугался Рейке, кричал, называл ее ведьмой, но на расстоянии, из-за двери. Дурак, могли же и услышать. Зачем мастеру такой глупый слуга?
Он привык, что Шерелин послушна и тиха. Пусть узнает ее настоящую. Шерри выскользнула из дома рано с утра: идти было не близко, а накопленных денег едва хватит на часть оплаты за долгий путь. Пусть потом мастер сам разбирается с этим, а пока - в порт. С легким сердцем. Бежать от судьбы или идти навстречу. Прощай, Инис Мэлан, последний город у морских ворот. Сны, которые видела она здесь, песни, которые пела, босиком исходила еще мерзлую землю, все это забрало часть души. Сохрани ее, Тара. Чтобы было куда и зачем вернуться. Соль на языке, порт уже близко. Рука сжимает драгоценную сумку - наследие Тары. Быстрее, Шерри, беги быстрее.
Платок с головы сползает назад, приоткрывая короткие волосы, кто-то обращает на нее внимание, недобро глядит, но Шерелин не до того. Она поправляет покрывало и ускоряет шаг. В порту люда побольше, никто на нее не смотрит. Шерри не замечает, знай перебирай ногами, аж жарко стало.

Тэрлак пройдоха с его рыжей макушкой виден издалека. И как всегда не при деле. Разглядывает какую-то диковинную шхуну да языком чешет.
- Тэрлак! - машу ему рукой, чем привлекаю ненужное внимание. Улыбка слетает с лица: слишком много мужчин, грубых, хмурых, как само море. Нечего тут при них скалиться. Только сердце в груди стучит быстро-быстро и щеки горят.
- Тэрлак, ты все решил?
И он уверяет меня, что со всеми договорился, нашел корабль, а уж цена вполне приемлемая и капитан опытный. И чем больше уверяет, тем неспокойней на сердце. Оглядываюсь, не идет ли за мной Рэйке, не пытается ли вернуть. Тэрлак лапочет, что шнека, которая бы взяла бабу с собой, будет только через два дня, а из того, что есть, лучшего не найти. А вокруг взволнованный шепоток: хесы, купцы, шерсть... Но Шер не видит ничего перед собой кроме бегающих глаз Тэрлака и цели, маячащей впереди, ничего не слышит. И когда тот уходит с ее деньгами, настороженно замирает. Неуютно, слишком уж людно. Кто-то все же ее замечает, разглядывает. Она же выхватывает взглядом рыжую голову Тэрлака, который разговаривает с каким-то великаном. У Шерри округляются глаза. Кто-то ее толкнул, но она отходит в сторону и ищет Тэрлака взглядом снова. Может, она ошиблась? Может, случайность, но в тот момент когда она замечает его, Тэрлак оборачивается и показывает на нее рукой, завет. 
- Шерри! - окрик позади подстегивает похлеще любой магии. Соображала она быстро: Рейке утянет ее порталом, а там можно и забыть про свободу.
Затеряться среди толпы довольно просто. И только оказавшись рядом с ладьей, Шер понимает, что привычного в ее понимании трапа здесь нет, а борт высокий. Тэрлак же перебрался по переброшенному веслу. Шерелин сверлит его многообещающе взглядом, но хитрый лис зубасто ей усмехается. Внизу плещутся черные воды. Шер ждет разрешения подняться на борт, не замечая, не видя ничего. Только крепко прижимает к себе сумку. Ей безумно страшно, но боится она не упасть, а хесов, о которых только слышала да издали видела, но никогда вот настолько близко.
По веслу она переходит легко, не зря что ли в театре над землей по веревкам ходит, но это не даларский корабль, не просторная палуба, по которой прогуливаются леди с детишками и прочие важные господа, хоть балы устраивай. Тут едва ли есть где развернуться, а людей много, куда ей деться, чтобы не мешать, не знает. Там споткнулась, тут сумку чуть не выронила. Непривычно, чуждо, страшно. Ноги как не свои. В глаза старается никому не смотреть, рот не открывать. Рассмотреть никого не получается: прячет лицо в покрывале, стараясь быть незаметней. А все равно не спрятаться.

Отредактировано Ginny McNamara (2018-11-19 00:16:36)

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://sh.uploads.ru/t/r7NEo.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]
Шерри вскинула голову. Беловолосый, грузный великан ловко перелетел над водой. Взгляд девчонки зацепился за берег Тары, как якорь, тянувший ее обратно, будто она собиралась прыгнуть, перемахнуть борт и остановить безрассудство одним мгновением, пока еще не слишком поздно. Как же сильно отличались хесы от жителей материка и Тары. Чего только про них не рассказывали. Но разве может быть хуже того, что Шерелин уже знала? Эти мысли заставили ее обернуться и поискать взглядом Тэрлака. Он перехватил ее взгляд и гаденько усмехнулся. Весело ему? Наверное, у нее испуганный вид. Но только дурак не почувствует исходящей от хесов силы. Шер зацепилась краем подола за скамейку и с попыталась распутать юбки, злясь на себя и на рыжего, на его неуместные рожи. Насколько было бы удобнее в штанах, а не в платье. И снова взглянула на хеса, выкрикивающего команды.
Язык мудреный, но красивый, так и льется, похрустывая ледяной крошкой, перекатываясь по холмистому берегу Тары басовитым ревом, грохочущим камнепадом, далеко разносясь на вспенившихся под веслами гребцов волнах и выворачивая наизнанку душу. Хочется поежится, как под напором северного, холодного ветра, но, зная, что Тэрлак время от времени поглядывает в ее сторону, Шерри не смеет этого делать. Пусть не думает, что она чего-то боится. Знал бы ты, рыжий, чего стоит бояться на самом деле - перестал бы спать по ночам. Украдкой Шерри разглядывает гребцов и вслушивается в незнакомую речь. Те к ней равнодушны, и это ее полностью устраивает.
Шерри гложет тоска, но еще больше ее волнует тот факт, что хорошо бы устоять на ногах во всех этих юбках и не шлепнуться на задницу на глазах у моряков. Расставаться с Тарой отчего-то кажется неправильным. На этой земле впервые получилось вздохнуть свободно. А несвободный край оставался по-прежнему диким и своенравным. Далекая, недосягаемая, простая, милая сердцу земля. Крошка Гару и милая хохотушка Айрис, которые по всем законам Далара должны были быть за чертой, презираемые, гонимые, но здесь сумели найти свой дом. Запах хвои, гармония спящего, еще не проснувшегося леса, звенящий голосок девочки, туманы, ветра и пасмурное, затянутое облаками небо, таинственные рощи, в которых люди до сих пор чтят заветы древних. Все это ей придется оставить. И неизвестность дурным предчувствием покалывает в затылке чьим-то взглядом, накрепко связанная с этими северянами, маячащая впереди широкой спиной громогласного великана.
- О чем они поют? - спрашивает она у пройдохи, а тот знай все посмеивается, отмахивается. Шерри замирает и слушает. Внутри все гудит.
- Что-то о море, малышка. О море и доме, - но голос его глохнет, перекрываясь песней. И Шерелин не хочется, чтобы он продолжал говорить. Эта песня понятна без слов. А вот слова великана нет. Шер поправляет на голове платок и прячет глаза. Лучше быть незаметной, невидимой. Лучше для всех.
Устроившись у мачты, она прижимает к себе сумку. Тэрлак садится рядом и то и дело наваливается на ее плечо, бурно общаясь с моложавым соседом, что-то веселое с ним обсуждая об единственной женщине-пассажирке. Они посмеиваются. Шерри делает вид, что ничего не замечает. Холодный ветер пощипывает за нос и щеки, глаза не находят за что зацепиться, утопая в бесконечности моря. Вот и все.
- Что он делает? - тихо шепчет. Великан, подняв лицо, говорит на языке хесов.
- Наверняка просит Создателя, чтобы он уберег от беды его судно, потому что на борту его женщина, - смеется Тэрлак, - А это всегда дурной знак, дорогуша. Смотри, не потопи нас, - ему весело.
Шерри, не обращая внимание на рыжего, уверенная, что хес, на которого она уставилась, не заметит ее интереса, разглядывает его. Он молится. Шер на какое-то время закрывает глаза, молчит. И успокаивается. Ей видится далекая, холодная земля, укрытая белым покрывалом снега. Высокие пики незнакомых гор виднеются на горизонте. Что это? Где я?
Шер не открывает глаза, пока Тэрлак не дергает за платок, так что тот падает ей на плечи. Сколько времени уже прошло? Она не уснула, просто выпала из реальности. Шер оглядывается. Сумка при ней. Тэрлак масляным, довольным взглядом по ее  лицу ходит. Ее короткие волосы теперь хорошо видны. Шерелин пугается, дергается, но уже слишком поздно. Тэрлак смеется, по-хозяйски руку ей на коленку кладет, по спине гладит.
- Да ладно тебе, - хохочет, - Чего стесняться же? Не чужие же люди.
И все же делает специально, на потеху другим.
Шерри вспыхивает, размахивается и совершенно неожиданно для рыжего засаживает ему по лицу знатную оплеуху. С роду так прицельно и сильно не била, аж кости собственные трещат, пальцы болью крутит и кожа горит. Рядом сидящий торговец громко смеется. А Шер подскочила на ноги, злиться еще сильнее. И рука гудит, больно до слез. Платок, закрывающий голову у ног уже. Шерелин же нахохленным воробьем над рыжим. Тот упал за скамейку, сидит в раскоряку, глазами лупает и глаз, наливающийся синяком, трет. Из сумки упавшей на палубу выпали мешочки с травами, порошки драгоценные, корешки, любовно по всей Таре собираемые.

Отредактировано Ginny McNamara (2018-11-19 00:10:50)

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]
Мог бы Тэрлак - ударил бы ее. Но вместо этого начал шипеть, размахивать руками и ругаться, а в глазах его плескалась обещание, злоба лютая, но до поры он ее скрыл, только Шерри и сама знала в каком мире живет. И все равно почему-то доверилась. Болтуну и пройдохе. Сама же во всем и виновата. Что ж теперь? В обиду себя не даст. Но и не ожидала совсем, что так нагло поведет себя рыжий. Себя во всем винила Шерри. Ослепла, сбегая из Тары. Надышалась чертополохом, сказок наслушалась, вот и затуманился взор. Доверилась первому встречному. Сколько раз будешь наступать на одни и те же грабли, Шерри? Не нужна ты никому, ни друзей, ни дома, один лишь долг, отдавать который будешь и после смерти. А все туда же - не будет тебе счастья ни с людьми, ни среди людей. Знаешь же, чувствуешь, когда босой и без одежды танцуя в священной роще, ты принадлежишь ей больше, чем роду людскому. Вот и не суди их по себе. Что тебе радость, им боль. Что тебе горе, им потеха. Не верь никому.
Жалела ли она? По-большему - да. Неосмотрительно было махаться кулаками на корабле северян, врагов себе наживать и привлекать внимание. Но поздно уже отступать. Она бы и пошатнулась от нависшего над ней Тэрлака, может, и не пошла никуда, но ее подтолкнули, так что она даже не успела ничего сообразить.  Рыжий за руку цапнул да так сильно, до синяков. Потащил за собой, ей знай только ноги успевай переступать и платье из под чужих сапог выдергивай, потому что и позади и сбоку, все рядом, с любопытством, посмеиваясь, глядят. Вот тут то Шерелин и пробрало. Увидела к кому их ведут. Руку выдернула, освободила, обтерев ее о край плаща, будто вымазалась в чем-то, но все равно шла вперед: никуда не денешься. А где споткнулась, так там ее и поддержали ухмыляющиеся хесы, она же как завороженная не могла оторвать глаз из-за спины Тэрлака от вроде как хесского главаря. Человек-гора, глядит хмуро, зверем диким, голос как медвежий рык, косы и одежду ветром треплет, а сам не шелохнется. Точно как тот медведь. Сейчас замахнется лапой и как треснет... Пока мужчины говорят, она успевает разглядеть и сапоги хеса, и пояс. Руки у него точно лапы, мышцы как змеи, будто под слоем одежки шевелятся, переползают, шея как столетний дуб. Ой.
Шерелин понимает, что Медведь на нее глядит, тут же прекращает шарить глазами. Одно удивление - как ловко тот переходит на тарийский. Немного все с той же ледяной крошкой говор, но и тут она ничего не понимает. Но вслушивается. Жену? Шерри знает это слово. Так представляли ей супругу Макларрена. Жена. Это о ней что-ли? Шерри удивленно глядит на Тэрлака. Это он что-ли всем сказал, что она жена ему? Глупее ситуации и не придумаешь. Шер бросает быстрый и острожный взгляд на великана. Хес машет рукой в сторону берега Тары. Обратно? Ее что-ли? Но не было ее вины. От обиды Шерелин закусывает губу, но терпит. Возмущаться и доказывать что-то Белому Медведю не будет. Это ее путь. Она сама его выбрала. Нырнула с разбегу с головой в ледяной прорубь, что же хотела? Что в хесе притягивает ее взгляд? Что чудится ей знакомым? Никогда бы так не подумала, зная, что видит северян впервые, но и научилась уже доверять своим ощущениям. Если закрывать глаза, они все равно придут, но в следующий раз в бреду и кошмарах.
- Да я ж не со зла, - не выдержал рыжий, - У нас на Таре принято бить непокорных жен, воспитывать. Аль у вас хесов иначе? Позволь мне наказать мою за непослушание. Тише воды будет, ниже травы, - а сам на ремень свой широкий положил руку, намекая как собрался супругу наказывать, - Злая жена - самое страшное, что может случится с достопочтенным торговцем или воином. Али я не прав? Худшего наказания не придумаешь. Проклятие всей моей жизни. Мало того, что гулящая, так еще и язык у нее, что меч. Руки распускает, шипит как змея. Один раз спуску дам - сядет на шею. Женщины они такие, - на тарийском знай себе красиво балбочет. Знает, что Шерелин ничего не поймет.
Шерр слушает, но что толку? Снова это "жена" и снова. Может, она неправильно их поняла? А что ей теперь сказать? Не жена? Вижу пройдоху Тэрлака третий раз в жизни и уже в дальнее путешествие в его сопровождении отправилась? Бросят за борт или же решат обидеть. Таких, что без рода и племени, обидеть легко. Жаль, сумка осталась лежать у мачты.
- Выпила мне всю кровь, - продолжил жаловаться Тэрлок, - Не проучу, дальше мутить воду станет, - врал как дышал, и чем дальше, тем больше, - Бабы они такие, вздорный народ.
В глазах Шерри только непонимание. Ей то что делать? Стой себе и разглядывай хеса. Большой. Нет, очень большой. Плечи закрыли море. Голову нужно задрать, чтобы всмотреться хорошенько да заметит, не стоит.
- Ты же накажешь того, кто провинится из твоих? Не откладывая. И против воли отца, который наказывает сына не пойдешь? Не по закону это. Да и кому на борту помешает ее птичий писк? Попищит, крыльями помашет и перестанет, - рыжий удовлетворенно хмыкнул, впервые глянув на смущенную Шер, стоящую рядом, по-хозяйски взял ее за предплечье, но она, конечно, и дернулась, только тот удержал на месте, мол стой, где стоишь. Шер совсем растерялась. О чем они говорят? Что это значит? Глядит она на хеса, во все глаза глядит, чтобы в них, в отражении прочесть ответы на свои вопросы.
- Иль ты хочешь мое право жену наказывать у меня забрать? Так забирай, но вместе с женою. Берешь? И меня свободным человеком сделаешь. Намаялся.
Жена бьет, где это видано? Позор. Стыдно Тэрлаку, даже зная, что Шерри не жена и даже не подружка, все равно отомстить хочется. Но против его слов правду никто не скажет. Не знает. И сама Шерелени не поймет о чем разговор. А кто из моряков знал тарийский да слышал этот вопрос, навострили уши, прислушались. Тариец жену кормчему отдает. Где это видано?
Шерри же дергается, силясь вырвать руку у Тэрлака, невольно подтверждая тем слова рыжего о своем якобы сварливом характере. Непослушная жена. На глазах у хеса мужу противиться продолжает. Шерелин же его прикосновения попросту неприятны. Настолько, что с трудом сдерживает себя

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]
Тяжел взгляд кормчего, тяжел и строг, но настораживает едва уловимый диссонанс: нет в его глазах гнева, по крайней мере не тогда, когда он обращается к ней. Тут уж не поотворачиваешься, взгляд не попрячешь, так что, чувствуя за собой вину, Шерелин прямо и твердо посмотрела на хеса, зная, что та вина лишь перед самой собой, не перед кем больше. Ей то стыдиться было нечего, а короткие волосы и остриженная коса не случайность, пусть кто и осудит. Моряки смеются, а Тэрлак мнется и меняет цвет как трусливый, лупоглазый зверек, что держала у себя Марджана-ханым в золотом дворце. Шер стискивает кулаки: неизвестность заставляет понервничать. Это неожиданное веселье хесов заставляет ее сердце ускорить бег. Она не понимает. Рыжий противен и жалок. Что он ему говорил? Шерри готовится к худшему. Хеский великан снова что-то басит, гудит его голос, как потревоженный рой диких пчел, собравшихся жалить незадачливых путников. Он говорит и поворачивается к ней.
Губы Шерри дрогнули, но так и остались безмолвны. По всему выходило, что Медведь обращался именно к ней, что-то спрашивал, явно не злился. И ответить бы ему что, только вот Шерри ни слова не поняла. Еще откровеннее разглядывала хеса. Как двигаются его губы на широком, скуластом лице воина повидавшего виды, не мальчика, как в морщинках у глаз прячется усмешка, все эти его белые как снег косы. Шерелин хмурится. Жмет кулаки и не шевелится, будто собралась в случае чего прыгать на кормчего с дракой. Да только как птенец на брюхе медведя, сколько не прыгай - все без толку. Но гонору от этого не меньше. И все же не дышит, глядя в глаза Медведя. Понял, что она ничегошеньки не понимает? Потому на даларском продолжил? И удивляться, что хесы вовсе не дикари, как о них идут разговоры, некогда, не до того.
Шер встрепенулась, вслушиваясь и обомлела, когда Белый Медведь заговорил о ней. Ведь о ней же. Скрыть удивления не смогла. Это ее рыжий только что хотел подложить под хесов? Продать что-ли? Многих сил стоило Шерелин устоять на месте и не прыгнуть тут же на спину удаляющегося Тэрлака разъяренной кошкой. Мало того, что вел себя подло, так еще и перед хесами ее позорил, продажной девкой выставлял. Это оскорбление.
- Ни одна женщина не согласится быть подругой или женой такого проходимца, будь она из Тары, Хестура или даже с самого края света, где больше не осталось других мужчин. Да и как проводник, обещавший сопроводить в столицу, ты, как оказалось, ничтожный. Я разрываю наш договор, рыжий. Больше ты не работаешь на меня. Пусть Белый Медведь дальше сам решает нужен ли им такой протухший и бесполезный груз. Мне ты без надобности.
Тэрлак обернулся и что-то прошипел, но так, что никто и не услышал, а у Шер ноги как приросли. Не умеет она говорить красиво. Не птица, не волк тот хес. Но медведь. Погладить его по широкому лбу, пошептать на ухо? Это она может. Правильно ли было всю правду им говорить?
Дрожит Шерри. Этот страх не потому, что на нее смотрят. Не потому, что против рыжего пошла. Этот страх из самых глубин души. Страх женщины перед толпой мужчин в мире, где она лишь вещь, часть имущества, чья-то приставка, не человек вовсе. Добыча, если понадобится. Товар. Шерри слепыми глазами смотрит перед собой, делает шаг и ничего не видит. Внутри теперь холоднее, чем снаружи, но голову прятать уже не хочется. Благо, оживившиеся моряки чему-то там другому радуются и ликуют, забыв про нее и Тэрлака.
- Ты что это? Ведьма? - в руках Тэрлака мешочки с травами, которые выпали из сумки, когда они подрались. Шерри сжимает зубы, когда ее драгоценность из рук злого тарийца летит за борт. Торговец, что рядом сидит, молчит, но прислушивается. Шер поднимает сумку, собирает все упавшее и отсаживается подальше, прижимая ее к груди. Кто-то все равно мог видеть содержимое, но сборы трав не запрещены.
- Ты и наколдовала тут. Задурила мне голову, - продолжает шипеть тариец. Кто услышал его слова, тоже хмурятся, - Ты еще пожалеешь, - на всякий случай этот добрый человек осеняет себя демонстративно сцепленными пальцами раз десять. Шерелин устало закрывает глаза. Кружится голова, и она старается не шевелиться. Белый Медведь. Она чувствует что что-то не так. Кажется, приближение шторма.

Воздух холодный, каждый вдох отдается болью в груди - настолько холодно. Не видно где земля соприкасается с небом - все бело. Внезапно всю это умиротворенную тишину нарушают непонятные звуки. Горловое рычание, шипение. Мерзкий, гнилостный запах вышибает дух. Из-за снежного бугра заиндевевшие, посиневшие, ползут десятки голодных, прожорливых тварей, природа которых настолько ужасна и непонятна, что волосы шевелятся на затылке.
- Мама? - спрашивает Шерри мальчишеским голоском и поднимает голову на перепуганное лицо женщины, стоящей рядом.
- Лота, беги! - мужской окрик сзади, но ему не успеть.

Пот стекает по вискам. Шерри снова качает вместе с драккаром на волнах. Небо быстро темнеет и крепчает ветер. Видение, просто видение. Она еле удерживается, чтобы не упасть со скамьи. Опирается на руку. Бесполезно. Ладью подбрасывает. Шерелин падает безвольным кулем вниз. Ее лихорадит, бьет так сильно, что зубы стучат.
- Ведьма! - голос Тэрлака откуда-то извне, - Я же говорил!
Из носа бежит кровь. Шерри подтягивает к груди колени, сворачиваясь узлом, ногти о просмоленные доски ломая. Горючие слезы бегут по ее щекам. Не ее слезы. Как же больно.
- Мама, беги, - тихо хрипит, шепчет в бреду она, - Предупреди его. Олиба уже нет, ему раздавили череп. Кёгэ выпотрошили кишки и съели глаза. Предупреди брата.
И слова ее на чистом и ровном языке хесов, без задоринки, легко, будто всегда на нем говорила, с рождения.
- Предупреди его. Олиба уже нет.

Отредактировано Ginny McNamara (2018-11-19 22:42:40)

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]
Чем ближе была буря, тем больше исчезала та девочка, что вошла на борт драккара. Если в самом начале, пока Борк надежно привязывал ее к мачте, она металась, непрестанно шептала на хеском о Лотарике, Кёгэ и Олибе, которым грозили мерзкие твари с заснеженных гор, и которых нужно было во что бы то ни стало спасти, то потом, исполненная какой-то удивительной решимостью, глядя куда-то вперед невидящим взором, запела древние, позабытые песни хесов. Она воспевала ветер, холодные фьерды, которые ждут их, силу моря и храбрость воинов. До хрипа, срывая голос, пытаясь перекричать ветер, гудевшее море. Никто из хесов не остановил ее, не испугался. Только хеский торговец с бледным как луна лицом кутал ее в плащ, проговаривая молитву.
Драккар тресся, как етуны в гневе, доски скрипели, балки ходуном выплясывали, а Шерелин, стоя у мачты в распахнувшемся от ветра плаще, подставив лицо ветру, захлебываясь от соленых брызг, в которых то и дышать было трудно, не то чтобы петь. Слаженно работали гребцы, ладно и громко пела неизвестные песни ведьма. Безумная ведьма, в глазах которой горели огни языческого Хестура. Это и в ужас приводило, и неимоверно было созвучно с тем, что происходило в ладье и на море. Стихия будто бы завладела и разумом женщины. Ведьма хохотала, глядя на вздыбившиеся горы воды у бортов драккара.
- Воинам гибель. Им же и слава! Окропленною кровью, возьми все, что хочешь! Мне выбирать кого защищать. Мне выбирать кому умирать. Многих ты ждешь! Многим слава. Ткется пояс юному кенигу, что мечтает о власти. Пояс на шею! Эрхольм спит. Отроги Северного Хребта в опасности. Багровое море от крови. Руны предрекли нам удачу! Мечи из ножен. Смотри, Отец! Твои дети! Они призывают тебя. Чтобы занять свое место рядом с тобой. Хранимые богами Севера. Хранимые мною. Я тку им боевой стяг. Я дарю им его. Славная битва! Славная смерть. Гёндуль, Гунн, Рота, Скёгуль, Сигрдрива, Сигрун, Свава, Скульд, сестры, смотрите на наш пир. Танцуйте на небесах. Эйнара ждет удача. Гуннара смерть. Встречайте его в залах! Скули станет отцом. Орм все потеряет. Бьерн будет жить, потому что должен еще жить. Славные битвы ждут нас, сестры. Славная смерть!
И потом силы оставили ее. Шерри лежала, белее снега. Не зная ни чем закончилась буря, ни о том, что говорила и пела она. Сон ее был тихим, глубоким. Мертвым сном. Сладким сном, безмятежным, детским. Ничто не могло разбудить ее, пока не пришло утро. Ничто не могло потревожить. Ни холод, ни мокрая одежда. Словно и не было той ведьмы, что голосила тут, соревнуясь с морем. Просто девочка, еле живая, но все же дышит. Бьется тихо ее сердце. Та самая девочка, что ступила днем на этот драккар. Что не понимает языка хесов. И не видит так далеко вперед.

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]Холод хищно покусывал ее со всех сторон, зубы выбивали барабанную дробь, дыхание было неровным, прерывистым, и сил, чтобы сопротивляться хесу совсем не было. Он появился внезапно, навис над ней и, не смотря на то, каким был огромным, легко и быстро приблизился, не разбудив спящих, так что Шер даже не успела испугаться. Ледяными ладонями она упиралась в широкую, мощную грудь Медведя, пытаясь сохранить дистанцию, но он притянул ее близко одним движением, так что она уткнулась в него носом, и принялась безрезультатно колоть его острыми коленками и царапать ногтями, только тому все было нипочем, а озноб бил так сильно, что противиться им двоим одновременно у Шерри не получалось.
- Пусти.
Мысль, что хес решил согреть ее как-то иначе показалась дикой, заставившей задрожать Шерелин еще и по другой причине, но что еще было ей думать? Его сила и мощь подавляли, пугала его близость, но он не спешил причинить боль, заговорив с ней так, словно знал ведьму давным давно и в том, что он ее обнимает нет ничего дурного. Дышать было больно, не то, чтобы сопротивляться, голова шла кругом. И все же Шерри знала, что не позволит ему надругаться над собой. Ни ему, ни кому бы то ни было. Не знала еще как, не успела придумать. Голос Медведя, как и его запах, его тепло обволакивали ее словно в кокон, но холод никуда не уходил. Низкий, густой голос, спокойный. Вчера он рокотал над ладьей, так что ни северяне, ни тариец не смели ослушаться, вчера он покорял бурю, а сейчас был другим, умиротворяюще тихим, теплым. Как далекая гроза, чьи отзвуки только едва-едва слышны. Какой же большой, огромный. Добрый?
- С чего такая доброта? - а у самой голос то сиплый, недоверчивый, сорванный, дерет горло, так что легче перейти на шепот. Щекотать грудь великана рваным вздохом и выдохом, стучать зубами, трястись как в лихорадке. Потерять на попытки сопротивления остатки сил. Но пусть не думает, что она ему верит! И тело ее обмякло, вросло в горячую, хесскую грудь, впитывая излишки тепла. Пусть, к демонам! Пусть так не бывает. Никто не бывает добрым к чужачке, тем более к ведьме.
Раз говорила она в бреду, значит ведала: сколько раз уже она слышала потом от людей рассказы о своих речах. Сколько раз приходилось бежать потом и скрываться. Люди боятся. Медведь вот пришел сам. Теплый, какой же он теплый. Она выдыхала в него свое еле теплящееся, слабенькое, дрожащее дыхание, а вдыхала его запах. Держалась за него как за веревку держится выброшенный в шторм за борт моряк.
- Может и правда, раз говорит. Но я тем не управляю и не помню, а язык ваш сроду не знала. Может, ошибся он? Не расслышал? - попыталась голову поднять на него. Она ли его видела в том сне? Он ли то был или кто-то на него похожий? Шер хотела увидеть лицо хеса, глаза его, но холод все еще обжигал, не отпускал заледеневшие ноги и плечи. И если плечи обнимал Медведь, то ноги сами жались к нему, путались в его, трясущемися ледышками.
- И ты не боишься меня? - стучит зубами, но ей уже легче, немного легче. Шерри старается успокоить озноб. И все же странный он, этот хес. Только уже не хочется, чтобы он уходил. Хочется слушать как сильно и уверенно бьется в его груди сердце, - И убивать не станешь? - она все таки подняла на него голову, взглянула из под слипшихся от влаги ресниц. Точно не он, но кто-то, кто ему близок по крови. В том ее сне. И нет в нем для нее зла.
- Или у вас хесов принято сперва приласкать, а уж потом бросать за борт? - но не было в ее голосе раздражения, только тепло, то, что она брала от него, сонное, слабое, немного пугливое, - Я не причиню ни тебе, ни людям твоим вреда, если и вы меня не обидите, - Шер закрыла глаза, щекою прижавшись к нему. Тяжелая голова.
- Но постоять за себя сумею... даже не сомневайся... Медведь... -  шепчет даже, а не говорит, бормочет, а сама глаз не открывает, согревается, все ровнее дышит, прислушивается к нему. Нет, он не тронет. И неважно, что сейчас Медведь может шею ей свернуть одним только движением. Объятия его не злые. Не чувствуется в нем зла. Настороженность, сила, но ничего иного. Постоять за себя? Да она вряд ли смогла бы даже руку его с себя убрать и подняться, не то что с места сдвинуть. Но ему то об этом говорить не надо. Как из камня тот хес, из горячего, живого камня. Весь в отметинах, вон как его побило. В рисунках, узорах, читать - не перечитать. Пальцы нащупали уже другой шрам.
- В Хестур мне надо... - вздрогнет она в полудреме, будто вспомнит о чем, и наконец-то уснет.

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]Размытые силуэты проступают пятнами, теплыми, смутно-знакомыми. Солнце заливает снежные горы, пушистые ели усыпаны белым. Их так много, что и не перечесть, но не больше, чем белесых, пушистых мух, падающих с неба. Медвежата смеются, фыркают, толкаются лапами, валяясь в снегу, а сама она сидит, жмурит глазки в сторону гор. Оттуда, поднимаясь из-за холма, спускается морской хозяин. Самый большой в этих краях хищник, самый опасный. Глаза его глядят на замершую на краю поляны лисичку, но глупая не убегает, сидит, смотрит как зверь приближается. Медвежата радуются его появлению, крохотные комочки рядом с отцом. Все их попытки повалить его в снег смешны и тщетны, но медведь не сердится. Он подходит к тебе, притягивает здоровенной лапой, рычит на лисье тяфканье, и горы дрожат от его голоса, а по далекому, северному морю бежит сильная рябь. Медвежата бегут, не останавливаются, исчезая в лесу, а у лисицы не спокойно на сердце. Она рвется побежать за ними, узнать как они, не попали ли в лапы охотников, но медведь не пускает, прижимая к себе ласково. И так горячо от его рук. Так голодно без его прикосновений. Что лисичка теряется, тыкаясь рыжей мордочкой в его широкую грудь. Медведь пахнет мужчиной. Лиса слышит как поют горы. Весна пришла на север. Объятия медведя заставляют ее крутиться, поджимать лапки, прижиматься к нему бедрами, искать языком шрамы под плотным, густым мехом. Следы от чьих-то зубов. Губы у него сладкие как хмельной мед. Лисичка распахивает глаза.
Медведь, грозный хес, лежит на спине, а она устроилась на нем, как будто право на то имеет. Со стороны кто-то на них поглядывает да тихонько смеется. Ши краснеет пуще рыжего лисьего хвоста, отскакивает, едва головой не задевая балку, и на нетвердых ногах, прикрывая ладонями пылающие щеки, отходит в сторону от навеса. Да только все уже видели ее в объятьях кормчего. А что тот решил о таком ее пробуждении? Точно ведь ничего хорошего не подумает. Все матросы поглядывают на нее весело. Что же она творит? Как же допустила такое? Шерри винит себя, зло посматривает по сторонам, дергается, подскакивает на чей-то голос за спиной, но тем вызывает лишь улыбки. Она вспоминает все, что произошло. Она злится. И злится прежде всего на Медведя. И не может объяснить почему. Тэрлак ходит мрачнее тучи. Презирает ее. Весь день она не будет смотреть на Медведя, отворачиваясь каждый раз, когда он будет по какой-то причине рядом. Команду все это лишь веселит, а Тэрлак сильнее злится. Шерри же старается занять руки, которые дрожат каждый раз, когда она видит кормчего. Перебирает травы, раскладывает их на плаще и подсушивает. И когда к ней обращаются с вопросом, могла бы она помочь одному из матросов с незаживающей раной, отвечает, что могла. Не та проблема, которую бы не удалось решить ведьме. Только хесы не перестают веселиться. Шутят между собой кого этой ночью согреет тарийка, понравилось ли ей в объятьях кормчего или же нет. Прогонит ли она его, если он придет. Но она не понимает, догадывается только что о ней смеются. Знай себе делает свое дело, травы перебирает и применяет их на ноге матроса, что мучается язвой второй сезон. Кажется, он уже смирился с тем, что его беспокоит. Зато шуток потом будет поменьше, когда ему впервые за все это время станет легче, а к утру и вовсе пройдет. И Шерелин кормчего как не замечает. Диким ей кажется тот сон, пугающим. Тепло было в объятиях Белого Медведя, но кому как не ей знать к чему приводит неосторожность. Дни плывут один за другим. И ночью, когда до Кенингмарка остался лишь день, она как и прежде не может уснуть. Теперь ее сны полны голода, холода и медвежьих объятий. Она и в сторону его боится смотреть. Тревога поселилась в груди. Весна пришла и в Хестур. Не виден небесный, звездный полог из шатра. И когда наконец-то приходит сон в уютной, укачивающей темноте, кто-то зажимает ей рот рукой, копаясь с многочисленными юбками, путаясь в них, но не собираясь останавливаться. Крепко держат ее руки, рвут ткань на груди, мнут, но и она не сдается, кусает, лягает, но Тэрлак резво прикладывает ее головой о пол, так что перед глазами плывет, ноги ее раздвигает, справившись с платьем. И рада бы крикнуть, да не получается.
- По рукам пошла, мерзкая шлюха, - шепчет на ухо Тэрлак, - Хесам послужила, послужишь и мне, тварь.
И хочется крикнуть, но не выходит. Зубы впиваются в его руку до крови, так что на пару секунд Тэрлак оторвется от копошения у нее между ног и ударит со всей силы ее по лицу, разбивая той губы и нос. Но какая это малость в сравнении с тем, что он собирается сделать. Шерри знает. Шер предпочтет умереть, чем пройти это снова. И, рискуя лишится зубов, она стонет и впивается в насильника снова. И тот снова хочет ее ударить, но в этот раз уже чтобы наверняка. Неужели никто не слышит? Ни шума борьбы, ни сдавленных стонов? Или решат, что она решила приласкать кого-то по своей воле? Вчера одного, сегодня другого. Разве нельзя отличить то как мычит Тэрлак от звуков, которые издают любовники? От нехватки воздуха кружится голова и сознание теплится где-то на грани. А во рту гадостный вкус крови. Возможно, превратиться в лису и уйти от людей подальше - не самая глупая мысль. У зверей все иначе, проще. Понятнее ей.

Отредактировано Ginny McNamara (2018-11-19 23:39:00)

[nick]Шерелин[/nick][status]ведьма на пороге[/status][icon]http://s5.uploads.ru/t/TNAk2.jpg[/icon][info]Ши, травница[/info]Жаль, нельзя бы перекинуться рыбешкой и сигануть за борт, чтобы уплыть далеко-далеко. Чтобы никто не видел как она судорожно хватает ткань на груди, как отползает к мачте, поправляя юбки, как тщетно пытается совладать с эмоциями и своим телом, которое бьет крупная дрожь. И скомканные, запертые эмоции мстят, бьют ее изнутри разрядами молний, вышибая из легких воздух. Казалось, что все закончилось, но Шерелин не могла затолкать обратно проявившийся, неконтролируемый страх перед произошедшим, а также гадостное ощущение на себе чужих прикосновений, жгучий стыд и ненавистное чувство беспомощности. Это душило ее, пожирая, не позволяя смотреть кому-то в глаза, а руки отказывались слушаться. Застаревшее чувство вины уже три года успешно сосуществующее с ней в одной связке, в полной мере проявляет себя в самый неподходящий момент, наваливаясь всей тяжестью, будто и не было всех этих лет. Оно нашептывает ей голосом коварной жрицы, что в этом мире или берешь ты, что пожелаешь, или кто-то всегда будет пользоваться тобой. Что другого не дано. И люди, в том числе и мужчины, не заслуживают другого отношения. Шерелин отрицала это три года, а вот сейчас снова едва не ступила за ту же черту. И многого ли ей было надо? Лишь одну рыжую, тарийскую сволочь. Обида и злость подоспели не сразу. Внутри все словно замерзло, заледенело. Все чувства, все воспоминания о том времени, когда ее превратили в раба, взяв силой, обратились против нее. И даже вмешательство хесов, их дружный гогот и жалкий вид Тэрлака не действовал примиряюще. Внутри ведьмы, как в центре стихии, зарождалась настоящая буря. Она росла, грозила вырваться наружу и натворить таких бед, после которых жестокая Марджана-ханым вправе была бы гордиться своей ученицей. Жалости не было, ее затмило желание отомстить, постоять за себя. Стереть с земли всех, кто являлся свидетелем ее слабости, ее страха и слез. Каждого. В этот раз то она уже может! Не испугает вид торчащих из плоти белых костей, вид крови, пустых глазниц. Видела уже не раз. Видела, но не убивала сама. И в какой-то момент к Шерри подошел Медведь, чье лицо теперь было одним из многих. Какая разница кого убивать, если буря внутри нее требует мести? Какая разница чью лить кровь? Теперь то какая разница? Буря зрела внутри и угрожающе кипела. Магия требовала мести. Требовала боли. Марджана, злость, чувство вины и стыд - все требовало в ней пролить кровь. И сделать это немедленно, пока обидчик еще жив. Уничтожить каждую жизнь. Но неожиданно на Шерелин опустилась тяжелая, пахнущая морем и Белым Медведем шкура, укутавшая девчонку в тепло мужчины, еще в полной мере хранившая его. И тени отпрянули от этого кокона, в которое Шерри закуталась, как в броню, не осознавая к краю какой бездны только что была так близка. И буря внутри нее стихла. Улеглась, оставив после себя нескончаемую пустоту, а Шерри перестала ерзать и пытаться прикрыться. Она была защищена, по крайней мере от взглядов. Ей казалось, что это Медведь обнимает ее своими ручищами как тогда после бури. Голос кормчего эхом гремел в груди в такт бьющегося сердца. Было больно, обидно, но уже иначе. Эта была тихая боль, скорбь женщины, горечь, которую испытывают простые люди, не ведьмы и колдуны.
Шери не хотелось двигаться. Не хотелось расставаться с невидимыми руками хеса. Хотелось слушать злые, но бесполезные повизгивания тарийца, смех северян и подбадривающие друг друга крики. Силы оставили девушку. Она уже не всхлипывала и не суетилась. И даже не заметила как рядом оказался Борк. Он подмигнул ей, но глаза его продолжали хранить хестурский, вечный холод. Он был намного мудрей, чем хотел казаться. Слушая его, Шерелин невольно оторвала рассеянный взгляд от черной пустоты ночи и глянула на Медведя. Медвежья рубаха, - пронеслось у нее в голове. И она вспомнила свой сон о семье брата кормчего и о своем несвоевременном поцелуе спросонья. Вещий ли тот сон? Или это просто потому что пришла весна?
- Ши, - сказала девчонка и не узнала свой голос.
Медвежья рубаха возвышался над всеми хесами как гора. От него исходил мрачный покой вечно холодных, величественных исполинов севера. Откуда-то Шерелин чувствовала, что знала это всегда. И Медведем можно было в точности любоваться как и ими. И одно только это стоило того, чтобы ему помочь. Только вот рассказать все пока не выпадало момента. Успеется. Может быть, она сделает это в Кенигмарке.
- Шерелин - мое имя.
Да, так она и поступит. Расскажет ему все там, где никто никому ничего не будет обязан. Пусть сам решит как ему быть. Он должен только поверить ей.
- Я здесь лишь для того, чтобы уберечь его от большой беды, - и это правда. Не смотря на свой вид, хрупкий и незначительный в сравнении с воинами рядом с ней, девочка верила в то, о чем говорила, глядя задумчиво и устало в сторону о чем-то беседовавших северян, разглядывая Медведя.
- Думаю, его тревожит мой дар. Как и тебя. Как и любого, кто о нем узнаёт, - бледная, она устало пожала плечами, - Но ты знаешь его давно. Скажи, если не будет на то действительно важной причины, разве он оставит свой пост? Помоги-ка, будь добр.
Ведьма просит хеса придержать шкуру, чтобы, укрывшись ею, выскользнуть из рваного платья, оставшись в нижней рубахе и натянув сверху плащ. Никто не тыкал в нее в этот момент пальцами, пока она боролась с завязками и поясом, поправляя одежду, а полутьма скрывала от случайного взгляда все ненужное. Платье было испорчено. Разорванное до пупа, оно и раньше едва годилось, а теперь и вовсе не представляло ценности.
- Он сказал, что Тэрлак не мужчина, - обратилась она к Борку, вкладывая в его руки свое платье, - Я хочу его подарить тарийцу, раз уж он так хотел его сорвать и примерить.
Она бы не решилась сама вставать и идти к Медвежьей рубахе под взглядами других хесов с таким подарком. Лишнее внимание кололо сейчас хлеще ножа. Пришлось бы заодно вернуть и шкуру, а ей хотелось еще немного ничего не менять и посидеть у мачты, не двигаясь. Не демонстрируя лишний раз слабости. Не обращаясь напрямую к Медведю: слова Борка заставили ее задуматься. Ши уже итак натворила дел.