Было бы здорово, если бы пресса и горожане забыли о том, что музей пытались ограбить. Если бы у Галлахера была волшебная палочка, он взмахнул бы ею, щедро одарив окружающих частичной амнезией. Но палочки у Уилла не было, да и на фею он совсем не походил.
Однако совсем терять лицо он не имел никакого права. Уильям и не надеялся, что без вопросах об ограблении обойдется совсем, но все же до последнего верил в то, что об этом его будут спрашивать не при все. Но не все мечты сбываются, и вопросы посыпались на Уильяма практически сразу после открытия музея.
Вот ведь как бывает... Живешь себе, мечтаешь о славе и признании, но, как только дело доходит до реальности, едва находишь в себе силы не бояться камер и диктофонов, которые направляют прямо на тебя. Уильям репетировал дома перед зеркалом то, как будет стоять перед объективом, какие выражения лица "наденет", но сейчас все его репетиции вылетели из головы, и Уильям просто импровизировал. Он старался улыбаться естественно. В этом отчасти помогал тот факт, что Галлахер чувствовал себя бесконечно счастливым. Напуганным, но счастливым.
- Из музея ничего не пропало, - коротко заметил он и пожал плечами. – К сожалению, инциденты могут случиться где угодно, даже в таком небольшом городе как наш. Однако соответствующие меры приняты. И несмотря ни на что, музей все равно открыт. Добро пожаловать.
Еще в детстве мама учила Уильяма, что в любой непонятной ситуации надо оставаться вежливым. Правда за вежливость Галлахера пару раз били, и объяснений этому у миссис Галлахер не находилось, но Уилл все равно придерживался ее слов о необходимости не опускаться до уровня хама.
- Да, потомки основателей очень добры к музею, - на эту тему Галлахер переключился с большим удовольствием. Призрачным шансом улизнуть о разговорах об ограблении он поспешил немедленно воспользоваться. По правде говоря, Уильям хотел бы поговорить о грабеже подробнее, но не в день открытия, а чуть позже, сегодняшний день для таких бесед совершенно не годился. А в целом... Музею нужны не только экспонаты, но и легенды. – Каждый экспонат, отданный в дар музею, отмечен специальной табличкой.
Уилл указал на ближайший. На полке за стеклом покоился слегка потрепанный временем компас в изящном кожаном футляре. Впрочем, время оказалось не властно над функциональностью этого предмета. Стрелка компаса по-прежнему указывала точно на север. Уильям проверил это перед тем, как поместить предмет в коллекцию. Неработающий компас Уилл тоже положил бы на полку, но пытливость ума требовала выяснять все детали.
- В обозримом будущем я планирую проводить экскурсии в том числе по экспонатам, принадлежавшим отцам-основателям города, - продолжил Уильям. – Уверяю вас, скучно не будет. Каждый предмет уникален, каждый заслуживает внимания. История стоит за любой мелочью. Этот компас, к примеру, однажды привел наших предков, на остров.
Разумеется, на остров людей привел не только компас, но и карты и еще масса других вещей, но Уильяму нравилось думать, что компас сыграл в этом деле не последнюю роль. Ему нравилась сама мысль о том, что к этому скромному предку современных навигаторов прикасались руки исторических личностей. Но говорить что-то еще он не стал. Галлахер точно знал, что говорить он может долго и нудно, а это совсем не то, что от него сейчас ждут.

Уилл мог сколько угодно думать, что он хорошо справляется с оказываемым на него давлением, но на деле все обстояло совершенно не так. Галлахер не умел быстро переключаться с темы на тему. Будучи человеком, обычно ныряющим во что-то с головой, смена предмета обсуждения со скоростью выше средней, действовала на него парализующе.
Несколько секунд он смотрел на любопытную девушку, не зная, что делать дальше. Все шло не так, как он планировал, что, впрочем, никого не удивляло, поскольку директор музея никогда гением планирования не являлся. Как и гением импровизации. Здесь он существовал в роли любителя.
- Да, компас принадлежал этому семейству, - только и успел сказать он прежде, чем на него посыпались другие вопросы. Кажется, компас девушку не заинтересовал. Дурацкая мысль насчет того, что Уильям так и не научился заинтересовывать женщин историей, стремительно пронеслась в его голове и растворилась где-то в районе мозжечка. Стоило, наверное, показать старинное зеркальца, но момент уже в любом случае был упущен.
- Да, дневник Эбигейл Шоу действительно существует, - не стал отпираться Уильям. Кто бы мог подумать, что одна маленькая девушка, жившая 150 лет назад, способна наделать столько шума в 21-м веке. Уильям не знал, по какой именно причине Эбигейл вела дневник. От праздной скуки или просто потому, что ей нравилось писать, но она едва ли представляла, к чему приведет ее милая привычка.
Да, дорогая Эбигейл, спустя года твой дневник станет большой головной болью одного бестолкового историка. Ты бы, наверное, хотела, чтобы дневник попал в другие руки. Однако ничего не поделаешь. Судьба распорядилась так, как распорядилась.
- Разумеется, в нем говорится о пиратах, - Уильям пожал плечами. Его мысленный диалог с девочкой из прошлого, наконец, прекратился, и Галлахер вернулся в окружающую действительность. – Эбигейл стала свидетельницей удивительных событий. Таким может похвастаться не каждый взрослый, а если вспомнить, в какие времена это происходило... Далекий остров, плавания, растущий город. Ее отец стоял у истоков всего, что связано с современным Солуэем, и Эбигейл, безусловно, понимала это.
Уильям упорно гнул свою линию. Раз уж к нему обратились с вопросами, так пусть хотя бы простят любовь к рассказам и рассуждениям. Уилл догадывался, что больше всего окружающих интересует то, реальна ли история с сокровищами, но эта тема была слишком скользкой и совсем не публичной. Жаль, люди не умеют довольствоваться тем, что видят. В музее столько интересных вещей, но всех интересует лишь то, что получило огласку. Как это... по-человечески. Уильям сдержал вздох.
- Однако не стоит верить каждому слову, вышедшему из-под пера мечтательной юной леди, - добавил Уилл и улыбнулся. – Обстановка, окружающая Эбигейл, способствовала развитию фантазии. Да и все мы, что уж греха таить, склонны преувеличивать. Дневники – это отдельный предмет для изучения среди историков. Обычно мы оцениваем содержимое, деля его на два или на три. Хотя, не буду скрывать, мне бы и самому хотелось верить в сокровища. Это придало бы нашему острову большего очарования и загадочности.

Уильям начинал чувствовать себя крайне неуютно. Ему полагалось быть везде, а журналистка поработила его внимание целиком и полностью. Галлахеру хотелось бы отделаться от нее, чтобы посмотреть, что творится в других залах. Все ли там в порядке, все ли довольны, все ли движется по плану. И без того склонный к паранойе Уилл сейчас чувствовал тревогу в масштабе, равной небольшой Вселенной.
- Да, конечно, - Уильям был рад тому, что его отпускают, и плохо скрывал свою радость. Он улыбнулся настолько искренне, что любой догадливый человек немедленно заподозрил бы в нем желание немедленно исчезнуть в соседнее помещение.
Однако исчезнуть Галлахер не смог. Не успев усмехнуться тому, что его фамилия едва не ускользнула из памяти собеседницы, Уильям чуть было не подпрыгнул на месте. Виной тому стал грохот, а затем и крики.
- Извините, - Уильям решительно двинулся в сторону звука. Когда дело касалось сохранности музея, Уилл мгновенно превращался во что-то, очень отличное от себя привычного. Попытки грабежа неплохо подготовили его к этому.
Уилл подошел к женщине с ребенком.
- Без паники, все в порядке, - сказал он, поднимая с пола швейный набор времен отцов-основателей Солуэя. К счастью, для самого Галлахера и для матери непослушного ребенка ни один предмет из экспозиции не пострадал. – Не волнуйтесь, мэм. Он ничего не разбил.
Уилл посмотрел на малыша и подмигнул ему, а затем вновь повернулся к его матери.
- Мальчики не слишком любят швейные принадлежности, - пошутил он. – Думаю, что с предметами из кузницы он будет вести себя осторожнее.

В ближайшее время Уильям буквально разрывался на части. Он был нужен везде. Иногда действительно нужен, иногда нужен только в его собственном воображении. Время одновременно бежало и тянулось.
Галлахер успел многое. Не слыша откровенных упреков в адрес своего детища, он буквально подпитывался положительной энергией от происходящего. Просто у него ушло время на то, чтобы начать наслаждаться происходящим. А что поделаешь? Если бы у Уильяма присутствовал жизненный опыт в открытии других музеев, он, пожалуй, сумел бы сделать все правильнее, но открытие музея случилось с Уиллом впервые.
Спустя время Уильям понял, что устает. Ему хотелось бы передохнуть, но Уилл прекрасно понимал, что полноценно отдохнуть ему не удастся. Хорошо бы хотя бы скрыться от толпы. Встретившись взглядом с очень любопытной девушкой, Галлахер решил совместить несовместимое – скрыться от бесконечных пар глаз и попасть под обстрел глаз вполне определенных. Уилл кивнул девушке, призывая следовать за собой.
Подсобные помещения в музее присутствовали. Одно из них Уильям считал фактически своим кабинетом. Небольшая комната с бесконечным количеством предметов старины нравилась ему по многим причинам. Здесь было все то, что не вошло в основную экспозицию, но все равно радовало глаз.
К сожалению, стулья прятались под десятками архивных папок, так что присесть получилось бы разве что на стол. На его край Уильям и уселся, вернее слегка прислонился пятой точкой. Наверное, это противоречило нормам этикета, но Галлахеру было все равно.

Да уж, следовало бы предложить даме сесть, но сажать женщину на стол – не лучшая идея. А еще слегка пошловатая. Впрочем, альтернативы Галлахер не видел, поэтому предпочел думать, что лучше уж пусть все останется, как есть. Может, так журналистка быстрее устанет и быстрее уйдет. Уильям жаждал внимания прессы, но чуть позже, когда на его плечах не будет лежать целый мир.
Целый мир представлял из себя всего лишь музей, но для Уилла это было если не все, то многое. Иронично, что Уильяма полностью выбил из сил небольшой, почти деревенский музей. Интересно, что бы с ним было, если бы он занялся проектом покрупнее. Можно сколько угодно считать, что ты всемогущ, но на деле оказаться способным лишь на небольшие подвиги.
А журналистка заговорила. Она даже извинилась. Уильям всегда ощущал неловкость, когда перед ним кто-то извинялся. Он и сам не знал, почему. Вот и сейчас он потупил взгляд и уставился на носки своих ботинок, будто там были написаны ответы на предстоящие вопросы. А что? Было бы неплохо подготовиться, написать себе заранее хотя бы на листочке ответы на что-нибудь очевидное и потом не подбирать лишние слова. Все это сработало бы, если бы речь не шла о Галлахере, то есть человеке, который в принципе не умел готовиться.
- Ничего страшного, - ответил Уильям, хотя страшного в нападении девушки с вопросами он находил немало. – Но хорошо, что на меня напали Вы, а не какой-нибудь человек с лицом и мышцами Арнольда Шварцнегера. Так бы я точно интервью не дал. Убежал бы в страхе.
В число многочисленных недостатков Уильяма входила идиотское чувство юмора. По сути, юмор был защитным механизмом от всяческого рода бед, но механизм внутри Уилла был не налажен, а иногда и попросту выходил из строя.
Галлахер несколько секунд пялился на поставленный перед ним диктофон. В голове то и дело звучало напоминание о том, что все сказанное Уиллом может быть использовано против него. Кажется, в свое время директор музея посмотрел слишком много фильмов про полицейских.
- Благодарю за оценку моей работы, - Уильям напомнил себе о том, что он сейчас представляет собой лицо музея, собрался с мыслями и даже выпрямился. – Вернее, не моей, а нашей. Над открытием этого музея потрудилось немало людей. Я очень рад, что мы смогли объединиться и совместными усилиями создать что-то полезное для города и его жителей.
Уилл решил поиграть в скромника, но эта роль не всегда давалась ему успешно.
- Да, я порядком подустал, - признался Галлахер, но затем решил перевести тему с себя на музей. Сегодня день музея, а Уильям собирался насладиться славой чуть позже. – Но это не имеет никакого значения. Музей стоит того, чтобы ради него устать. Мои дела идут хорошо, у меня еще много планов относительно развития музея. Как только все войдет в режим стабильного функционирования, я собираюсь заняться воплощением этих планов в жизнь.
Уильям хотел, чтобы музей, да и весь Солуэй обрели заслуженную известность. Миллионы людей даже не были в курсе, что такое место существует. Уилл с детства мечтал исправить эту ситуацию, и вот теперь ему предоставился такой шанс. Заявить о музее хотя бы в научном мире, а после этого суметь привлечь внимание людей к острову.

Уильям давно догадывался, что у каждого журналиста и каждой журналистки где-то за плечами прятался мешок с вопросами. Другого разумного объяснения их поведению Галлахер не находил. Либо невидимый мешок, либо какой-то особенный дар. Уилл и сам умел говорить, не умолкая, но работники СМИ были иными. Они делали так, чтобы не умолкали собеседники.
И вот, после очередного вопроса Уильям уже чувствовал в себе поддаться соблазну и не затыкаться больше никогда.
- Хороший вопрос, - сказал Уилл и попытался убедить себя в том, что диктофон не существует. Так Галлахеру было комфортнее. Лучше не помнить о том, что эта штуковина записывает каждое слово. - Но ответа на него нет. Я впервые в жизни занимался музеем, поэтому для меня все было в новинку. А что человеку в новинку, то представляет для него сложность. Рецепта открытия музея не существует. Это не то же самое, что пирог с яблоками по кулинарной книге приготовить.
И кого это Уилл пытался обмануть? Готовить по кулинарным книгам он не умел. Что бы он не пытался повторить, все рано или поздно шло под откос.
- Сложно даже остановиться, - продолжил Уильям, словно следуя собственным словам. - Всегда есть то, над чем еще хочется поработать, что хочется улучшить. Так может продолжаться целую вечность. Мне по-прежнему хочется выставить на всеобщее обозрение больше экспонатов. Мне не хочется даже думать о том, что сейчас их никто не видит. Успокаиваю себя только тем, что всему свое время. Время для этих экспонатов еще настанет. Чуть позже. Некоторые экспозиции будут обновляться и чередоваться.
Уилл убедил себя в необходимости помолчать. Он умолк, но новый вопрос не заставил себя долго ждать. Уже второй раз за сегодня у Галлахера спрашивали о Вирджинии. Если бы не Тэмми, Уильям бы немедленно превратился в образец печали и одиночества, но произошедшие до открытия события окрыляли Уильяма. Как все-таки вовремя все случилось.
- Я понимаю, о ком Вы, - спокойно сказал Уильям, хотя в глубине души все еще чувствовал досаду. - Эта женщина уехала с острова. Мы с ней давно знакомы, я долгое время уговаривал ее приехать в Солуэй, посмотреть на наш удивительный город. Она предложила мне помочь с музеем, и я не смог отказаться. Однако у каждого из нас своя жизнь. Она отправилась домой к своей работе. Но я рад, что она внесла свою лепту.
Чтобы уйти от темы, Уильям продолжил, не останавливаясь.
- Также большую лепту внес Джонатан Кинг, а также наш мэр. Не могу не упомянуть и строителей, электриков и других рабочий, которые помогли привести это здание в порядок. Сам-то я в ремонте не силен, а вот они люди талантливые и очень ответственные.
Галлахеру хотелось поскорее вернуться в залы. Он волновался о том, все ли там в порядке, ведь случиться может что угодно. Уилл испытывал жизненно важную потребность в знании всего, что происходило в музее.
Волнение отобразилось на лице Галлахера, и он нервно посмотрел в сторону двери, как будто по этой самой двери можно было хоть что-то понять. Дверь, к сожалению для Уильяма, продемонстрировала абсолютную неинформированность.

Уилл убедил себя в том, что томный и одновременно нервный взгляд на дверь ему никак не поможет. Если бы это средство работало, Галлахер давно бы завоевал мир. Но пока он постепенно привыкал к ситуации.
Диктофон почти перестал его пугать. Этому во многом способствовало то, что Галлахер всегда знал, что его неуместные слова ему припомнят даже при условии, что он сказал их без всяких записывающих средств. Когда дело доходило до абсурда, люди проявляют удивительные способности в вопросах памяти.
Очередной вопрос пришелся ему до душе. Уильям встал, прошел к тому, что, как он помнил, было стулом, поднял крышку стоявшей сверху коробки и достал статуэтку. Чуть подумав, он убрал пустую коробку под стол и взглядом предложил девушке сесть.
- Извините, - виновато сказал он. - Стоило сделать это раньше. Но Вы, наверное, уже заметили, что я новичок в вопросах общения с журналистами.
Он шмыгнул носом и протянул девушке статуэтку.
- Это не самый лучший экземпляр, поэтому он не попал на выставку, как другие подобные находки, - Уильям встал на свои любимые рельсы и помчался вперед. Почему бы нет, ведь его же спросили. Спросили! Галлахер мог бы говорить и без просьб, так что своего он не упустил. - К сожалению, лицо стерто, да и с фигура покосилась. Эта статуэтка слишком долго пролежала во влажной почве. Другим повезло больше. Они находятся во втором зале. Это статуэтки кельтского периода. Некоторые изображают божества, другие - вождей. Кельтская культура всегда интересовала меня больше других, а статуэтки дают большую почву для исследований. Можно узнать и понять, как люди представляли себе высшие силы. Как они умели творить искусство, как относились к деталям, каков был их быт. Эта штука в ваших руках была создана задолго до того, как наши многоуважаемые предки ступили на остров.
Галлахер изо всех сил старался не вдаваться в подробности. Он не хотел, чтобы его считали историческим фанатиком. Разглашения подобной правды о себе он бы просто не перенес.
- Я нашел семь статуэток среди руин, - продолжил Уильям. - Люди не любят ходить к руинам, но для меня это место как кондитерская для ребенка. Я не ожидал, что найду такое сокровище. Оно ждало меня под обломками одного из домов. Думаю, это был дом очень важного человека...
Уильям посмотрел на статуэтку взглядом, в котором любовь к древностям сочеталась с любовью к тайнам.
- А мое мнение относительно пиратов еще до конца не сформировано, - Уилл переключился на следующий вопрос. - Историки могут сколько угодно строить догадки, но без доказательств теории не найдут подтверждений. Очевидно, пираты оказывали большое влияние на первых поселенцев, но страх, о котором Вы говорите, это просто эмоция. Эмоции сложно доказать. Поселенцев и пиратов могли сблизить разные обстоятельства. Взаимная выгода - вот, что я считаю главным двигателем в переговорах.
Галлахер снова уперся в свой стол. Уильяму хотелось бы поговорить о Джетро, как о потомке легенды, но, зная себя, Уильям поостерегся. Он мог сморозить глупость, а потом долго оправдываться перед тем, чьей дружбой дорожил. А если дело бы дошло до прощения, то Уилл все равно корил бы себя за неосторожность до конца дней своих. И это при том, что поводов для ненависти к самому себе у него и без того было предостаточно. Эту коллекцию Галлахер старался не пополнять.

Церемонию открытия музея МакТавиш благополучно пропустил. Если честно, он вообще не собирался на нее идти. Этан планировал выловить директора чуть позже, когда в музее будет поменьше людей, и никто не сможет помешать их беседе. Однако, как выяснилось в итоге, времени на все про все у него было совсем немного. МакБрайд позаботился о том, чтобы МакТавиш был занят в мастерской, а не слонялся по городу, будоража умы пьяных местных, которые до сих пор не могли смириться с тем фактом, что на острове проживает бывший зэк. Как будто он тут один такой. И, в принципе, Винсента можно было понять. Это был пусть не значительный, но все таки вклад в сохранение относительного порядка в городе во время народных гуляний. Этан оценил. Сегодня полиции будет чем заняться и без попыток местных доброжелателей забить его насмерть. Ни к чему усугублять.
Однако, от идеи побеседовать с директором музея, Этан не отказался. Рене говорила, что у них с Тэмми что-то было два или три года назад, но это его беспокоило мало. Вообще не беспокоило, если уж на то пошло. Их с Тэмми отношения закончились в тот самый день, когда его арестовали, и никаких претензий ни к ней самой, ни к ее парням у него не было и не могло быть. Для него этот человек был лишь специалистом, который мог ему помочь. Не больше, но не меньше. К тому же Кензи высоко отзывалась о нем, а этого было более чем достаточно.
Этан пришел в музей, когда первая экскурсия была уже в самом разгаре. Он успел оценить наплыв посетителей, нашел самого Галлахера и успел заинтересоваться одним стэндом, на котором были представлены карманные часы вроде тех, что покоились сейчас в кармане его джинсов. Он собирался показать часы Галлахеру и надеялся, что тот поможет открыть их и посмотреть, что скрывалось внутри. Неспроста же отец так долго хранил их при себе, а Чейг забрал себе, как только избавился от брата. Что-то в них было, просто должно было быть.
Допрос, который директору музея попыталась устроить девица из местной газеты, на пару минут даже заставил Этана отвлечься от экспонатов, но как только журналистка оставила историка в покое, утратил к происходящему всяческий интерес. Впрочем, его внимание к представленным на обозрение старым вещицам было не более чем попыткой занять себя в ожидании, когда директор освободится. Однако, когда это наконец произошло, девчонка, которая донимала Галлахера расспросами, опередила МакТавиша. Он проследил за ними до двери в какое-то помещение, скорее всего рабочий кабинет директора, но решил им не мешать, а просто дождаться, когда директор освободится. Возвращаться в залы он не стал, рассудив, что уже привлек к себе достаточно много внимания, и устроился на скамье, тут же неподалеку, чтобы держать в поле своего зрения дверь, за которой скрылись директор и журналистка. У него еще оставалось время. Пусть совсем немного, но достаточно, чтобы позволить себе подождать еще минут двадцать.
Когда эти двадцать минут истекли, Этан поднялся с места и, не желая тратить больше ни минуты, подошел к двери и постучал. Громко и требовательно, как стучат тогда, когда не собираются уходить ни с чем.
— Мистер Галлахер? — МакТавиш повернул ручку и, отворив дверь, заглянул в помещение, оказавшееся больше похожим на коморку со всяким хламом нежели на кабинет. Вспышки фотоаппарата, однако, заставили его сосредоточиться не на этом самом хламе, а на людях, которые возвышались среди него. Девчонка с фотоаппаратом в руках и Галлахер с какой-то древностью. Картина маслом, если кратко.
— Надеюсь, я вам не помешал? — нацепив на лицо самую нейтральную улыбку, спросил его Этан. На девчонку он не смотрел. Она его совершенно не интересовала.
[nick]Ethan McTavish[/nick][status]MonsteR[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0012/5c/b4/41484.jpg[/icon][sign]Не надо играть на моих чувствах. У меня их нет.[/sign][info]<br><hr>27 лет, механик[/info][ank]<a href="https://northsolway.rusff.me/viewtopic.php?id=150" target="_blank"><h6>анкета</h6></a>[/ank]

А пока Уильям боролся с неистовым желанием поскорее вернуться к посетителям музея и основной экспозиции, неизвестный мужчина сообщал о своих целях, а журналистка растворялась в воздухе. Уилл никогда не понимал, как некоторым людям удается ускользнуть тихо и незаметно, однако в очередной раз поймал себя на том, что вот буквально только что где-то рядом был человек, и вдруг этот человек уже куда-то ушел.
Так же дела обстояли и с некоторыми другими составляющими жизни Галлахера. Он уходил в себя, выходил обратно в мир и выяснял, что что-то исчезало.
Консультация? Брови Уилла приподнялись вверх. Уильям себя к числу консультантов никогда не причислял. Какую консультацию он мог дать? Однако незнакомец заявил, что Галлахера ему порекомендовали. Интересно, кто бы это мог быть. Уилл допускал лишь то, что остров настолько мал, что даже такой человек, как суматошный историк, сошел бы за консультанта. В этом, пожалуй, заключалась часть прелестей жизни на небольшом куске земли посреди морской синевы. Здесь каждый мог стать локально значимой персоной.
Уильям принялся рассеянно рассматривать протянутые ему часы. Красивая вещь... Была когда-то. Прежде, чем чьи-то шаловливые руки приложились к ним и превратили их израненного солдата, который вернулся с войны и попытался жить дальше. Уилл искренне посочувствовал часам. У них был шанс на достойную жизнь, но что случилось, то случилось.
Значит, перед Уильямом стоял кто-то из МакТавишей. Было бы неплохо, если бы семейной чертой этих людей была привычка представляться, но этикет и манеры остались в прошлом не только в рамках МакТавишей, но и большей части человечества.
Уилл уже хотел сказать, что такие вещи лучше показывать ювелирам, но упоминание отцов-основателей уговорило его не делать этого. Это сочетание слов вообще действовало на Уильяма почти магически. Он посмотрел на часы более пристально, покрутил их в руках, закрыл один глаз, чтобы получше рассмотреть мелкие элементы.
- То есть Вы считаете, что часы скрывают в себе намек на то, куда некто перепрятал... хм... заначку? – Уилл вопросительно посмотрел на собеседника, который успел обозвать эту самую заначку чушью. Удивительный человек. – Эти часы определенно имеют способность открываться, только вряд ли сейчас нам удастся вскрыть их без сильного вмешательства. Часы серьезно пострадали.
Упоминание Рене и ее брата немного смягчило Уильяма. Они точно могли порекомендовать Галлахера без всякого злого умысла.
- Что же, - добавил Уилл. – Обязательно поблагодарю Рене при встрече за рекомендацию.
Репутация семьи МакТавишей Уильяма не волновала. По правде говоря, он ничего толком о них не знал. По крайней мере, о современных представителях фамилии.
Уильям провел пальцами по тому месту, где некогда были маленькие рычажки. Интересно, насколько глубоки повреждения. При небольших неполадках часы можно было бы даже починить, привести в достойный вид, а потом изо всех сил гордиться обладанием такой потрясающей вещью. Однако интуиция подсказывала Уиллу, что ничего такого в планах стоящего рядом мужчины не было. Люди вроде него обычно так не заморачиваются.