[indent] Ундина сняла турку с конфорки.
[indent] – Понимаю. Вещдок есть вещдок, – она кивнула, медленно переливая кофе в кружку. В том, что ножа ей больше не видать, рыжая почти не сомневалась. Как и в том, что она доживает в Солуэе свои последние дни. После всего, что она успела натворить за то недолгое время, что прожила на острове, депортация стала бы самым мягким наказанием. Немка тяжело вздохнула и заглянула в лицо своему отражению в кружке.
[indent] Да уж. Теперь мне только и остаётся, что гадать на кофейной гуще, чем всё это кончится.
[indent] Стоило детективу вновь начать задавать вопросы, и Ундина смерила его долгим, задумчивым взглядом. Ей казалось, что она ответила на них ещё до того, как они прозвучали. В её зелёных глазах блеснуло недоверие, сменившееся разочарованием. Он не верил ей, как и едва ли не все в этом городе. И это после того, как она начала чувствовать себя в Солуэе, как дома! Крёнен передёрнула плечами и вновь вздохнула. На что она рассчитывала? Хоть Бишоп и не был солуэйцем, он оставался шотландцем. Как и убитые ею браконьеры. Они были для него своими, а она – опасной чужачкой. Глупо было ожидать, что он окажется на её стороне.
[indent] – Носорог. Ларри получил эту кличку за татуировку на груди, – негромко произнесла Ундина, глубоко вдыхая кофейный аромат. – Он не тратил времени на угрозы, а сразу стрелять и ногами меня бить начал. Джерри потребовал, чтобы я ему с тушей косули помогла. Он не целился в меня, но ружьё только, когда я достаточно близко подошла, убрал. Не знаю, он, если бы я убежать попробовала, стрелять стал бы. Но Ларри выстрелил в меня сразу же, как на поляну вышел. Два раза. Попал оба раза. Пуля прошла по касательной, а вот картечь в моём бедре глубоко засела, – Ундина обняла себя за плечи свободной рукой и поднесла кружку к губам. Горячий кофе обжог ей рот, но она проглотила его, едва заметно поморщившись. – Он кричал, что меня пристрелит. Но, когда я с картечью в бедре упала, стал меня ногами избивать, а потом за нож схватился. Тогда и ударила я его своим ножом. Он держал ружьё в руке и от боли его выронил. Я ударила его ножом, и он ружьё выронил, – она вздрогнула всем телом. – Он завизжал, как поросёнок. А я побежала в лес, ружьё схватив, – немка замолчала, собираясь с мыслями. – Когда вышла я на поляну, там только Джерри был. Он потребовал, чтобы я ему с тушей косули помогла, – повторила она. – Он не угрожал мне, но ружьё из рук не выпускал. Я не рискнула бежать или сопротивляться. Потом пришёл Ларри и сразу же выстрелил. Он убил жену и в тюрьме умом тронулся. Он называл меня Роузи. И кричал, что меня убьёт. Убьёт Роузи. Что подстрелил Роузи, – голос девушки задрожал, а глаза недобро заблестели. Она замолчала и сделала большой глоток кофе. Несколько минут она так и молчала, а потом запрокинула голову к потолку, пытаясь справиться с так и норовившими хлынуть из глаз слезами. – Я убежала, – она всхлипнула. – Нет. Я пыталась убежать. Они гнались за мной, и мне свои следы запутать не удалось. Ларри хотел у меня ружьё отобрать, и оно выстрелило. Он умер сразу. Всё было в крови, – по бледным щекам рыжей заструились слёзы. – На шум выстрела пришёл Джерри и стрелять начал. Я защищалась. Лес укрыл меня от него и возможность его пристрелить дал. У меня не было выбора. Кто-то из нас должен был умереть. И я убила его. Убила Джерри. Но Ларри погиб, ружьё на себя дёрнув. Он дёрнул его и моими пальцами курок спустил. Я убила только Джерри. Но они оба заслужили смерть. Они осквернили лес, и только их кровь их преступления смыть могла. Я защищалась, но то, что кто-нибудь должен был сделать, сделала, – Ундина закрыла лицо руками и залилась слезами. – Простите, детектив, – глухо произнесла она сквозь рыдания.