Они изучали друг-друга. Элспи нескромно, оценивающе высматривала в дамочке цацки, одежду, фигуру, морщась от напускной сердечности, звучавшей в интонациях. Социальное неравенство и возраст, с одной стороны над которым хотелось цинично иронизировать, но с другой стороны мучительно позавидовать, потому что, не смотря на очевидную древность и ограниченность взглядов кухней и какими-то занудными школьными делами, у этой миссис было больше возможностей, чем у нее. Во всем. Хотя бы вот так безнаказанно вваливаться в дома и как будто бы искренне удивляться почему же МакТавишей не разделила опека, как будто речь идет не о живых людях, а о яблоке, которое нужно разрезать ножом на части. Странные люди. Она вспоминала владельца городского паба и пыталась сопоставить эти два лица. Точно, тот Макрей, кажется, ей не родной сын. А что она собственно знала про эту женщину? Ничегошеньки. Нет, ни капельки они не похожи с ним. Миссис Макрей можно было бы скорее назвать своей родственницей, чем его. Она вполне могла бы сойти за ее тетку или даже мать. Лисья, хитрая мордочка, темные бусинки живых, пронзительных глаз точно как у Мактавишей, еще бы позабористей зеленцы туда. Они и правда чем-то похожи. Элспи даже мысленно усмехнулась этому открытию, а потом разозлилась. Никогда не могла представить себе женщину, которая их бросила, а представив, испытала сильное раздражение. И даже досаду. Глупости какие. И откуда только прилетели эти мысли? Элспи обернулась на качели, ветер, соленый как и само море, отбросил волосы назад. "Раз-два-три-четыре-пять, - звучит в голове голос старшего брата, - Я уже иду искать." И сердце сильно бьется в груди в ответ на непрошеные воспоминания. Это то самое место. То самое. И от этого только хуже. Нельзя жить воспоминаниями. Они любят обманывать.
Это приторное "милая", в котором нельзя было закутаться, чтобы спрятать плечи от ветра и согреться. Как и в хороших манерах, а также скорбных взглядах и жалобных попытках... Что? Помочь? Если бы Эл не была занята делом, она бы рассмеялась. Только вот почему-то смешно не было. Все еще гудело эхом воспоминание о выстреле. Чейг ее найдет, но ведь это будет потом. Потом и решит, что делать. Что такая может понять? Элспи даже не стала спорить, просто мусолила, таила свою детскую злобу на таких как эта, сытых, приглаженных.
- Без живота? - она на автомате фыркнула, только потом бросив взгляд на растерявшуюся от чего-то женщину, с подозрением отнесясь к такой резкой смене настроения, шуруя руками над своей горкой сокровищ. Бросаемые на бумаги взгляды ее нервировали и она торопилась все спрятать. И тут до нее дошло. Дошло, что же решила ее неожиданная попутчица. Почему так смотрела на нее с самого начала. Если бы не бумаги, которых миссис Макрей коснулась, не смотря на все грозные предупреждения, Элспи бы расхохоталась в голос. Она на мновенье опешила, но промолчала. Просто потому, что дорожки их теперь расходились. Ей не хотелось выслушивать очередной бред о поведении и прочей чепухе, которой так любили пичкать ее в школе. Уже хватило с лихвой. Сегодня ей исполнилось семнадцать, так что скоро весь этот школьный бред сам по себе закончится. Она уедет из города навсегда. Можно даже не притворяться, что ей не наплевать.
- Это все мое, - Эласадж опасно и с четко обозначенным предупреждением сверкнула глазками, а потом собралась с духом и выговорила: - Моих родителей. Значит мое теперь, ясно?
Девчонка ощерилась, напряглась, сжала руки в кулачки и приготовилась к драке. Она будет охранять свое сокровище как сторожевой пес. Но вид у миссис Макрей был вовсе не боевой, что заставило Эл усомниться в ее намерении отобрать все силой или же попытаться как-то вмешаться. Кажется, женщина понятия не имела как решаются такие вопросы. Нужно бить и бежать. А все эти разговоры всего лишь пустая болтовня. Но Эл завелась, хотя, кажется, драки действительно не будет. А ведь эти школьные, они могут. К директору оттащить, нажаловаться, выкрутить руки, запереть в классе. Суки они все, без исключения. Чего их жалеть?
- Я хочу сохранить это. Для своего ребенка, - она не мигая смотрела в глаза женщины, дожидаясь, когда же до нее дойдет смысл. Желание насолить хоть кому-то крепло. С каждой секундой. Матери. Чейгу. Всем тем людям, которые спешили ее осуждать. Слишком раздета. Слишком распущенна. Слишком, слишком, слишком. Плохая.
- Он еще очень маленький, чтобы был виден живот, - Эл рукой коснулась плоского живота, а затем снова подняла глаза. - Два месяца, чуть меньше, еще не такой срок, чтобы кто-то увидел. Но откуда вы знаете?
Она мстила. Била больно, почти наугад, но жестоко, как поступают дети. Ей нужно было выплеснуть из себя нечто, душившее ее изнутри. Ей нужно было это сказать, чтобы увидеть как начнет верещать эта спокойная и представительная дама. Как она начнет рвать на себе волосы. Кричать, что такого не может быть. Потом начнет умолять ее сохранить все в тайне и, если повезет, предложит денег.
- Вам Джетро рассказал? Кто же еще, если не он. Этот сукин сын признался, что трахнул меня и теперь не собирается становится папашей и жениться на мне? - она спокойно наблюдала за реакцией женщины, как расчетливый хирург, который делает глубокий и весьма болезненный надрез. - Он сказал, что предлагал отвезти меня в Абердин на аборт? Так вот я никуда не поеду. Я рожу этого ребенка, а от него мне ничего не надо. Видеть его не хочу.
Сердце отчего-то гулко забилось в груди. Стало неприятно и отчего-то жаль ее, но лишь мгновение. Одно крохотное мгновение. Элспи никто не жалел. Почему это должна делать она? Эл не заметила, как сломала сигарету в руке, а когда увидела, бросила ее там же, где и стояла. И плевать, у нее есть еще.
- Можете не волноваться, я в полицию не побегу. И никому не разболтаю имя отца, - она пошатнулась, намереваясь уйти, но застыла, остановив свой взгляд на дереве с качелями и на лице ее пробежала тень. - Не хочу, чтобы малыш вырос и узнал, что его отец отказался от него, - взгляд ее затуманился, она залипла на этих качелях, совсем не обращая внимание на миссис Макрей и болтая уже сама с собой или же с тем невидимым существом, которое по ее словам только начало свою жизнь внутри ее тела. - Хочу, чтобы его любили. Чтобы у него все было. Чтобы никто не смел сказать ему, что он ублюдок. Или что я хотела сделать аборт. Наговорить на меня гадостей или обидеть его. У нас будет свой дом. В Лондоне. Нам никто не нужен. К моменту когда он родится, меня уже здесь не будет, я скоро уезжаю, асталависта!
Она подхватила сверток с толстовкой и зашагала в ту сторону, куда указывала женщине, когда та спрашивала о море, ни разу не оглянувшись. Там впереди действительно открывалась голая и лысая прибрежная полоса, как участок кожи, удивительно ровный для такой скалистой и поросшей растительностью местности. Приливы счищали его как бритвы, слизывая языком неровности и изгибы, оставляя в песке только водоросли и ракушки, над которыми стайками собирались чайки. Ветер здесь ощущался сильнее. Старые качели только грустно покачивались позади, сиротливо и одиноко. Здесь давно никто не бывал. И наверное уже не будет. Мертвое место. Еще и поэтому здесь нельзя задерживаться надолго. И только в спину далекое из прошлого ударилось вкрадчивое: "Три, четыре, пять. Я найду тебя, сестренка! Я уже иду!"
[nick]Elspie McTavish[/nick][status]bad girl[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0012/5c/b4/30344.jpg[/icon][sign]- Отсосала и послала?
- Ещё раз такое мне скажешь, и зубы домой понесешь в пакетике.[/sign][info]<br><hr>17 лет, ученица выпускного класса[/info][ank]<a href="https://northsolway.rusff.me/viewtopic.php?id=128" target="_blank"><h6>анкета</h6></a>[/ank]
Отредактировано Elspie McTavish (2019-04-12 13:31:43)