- Наливайте, не стесняйтесь, - бросила Элизабет через плечо, подхватывая с табурета миску с вареньем. – Там есть имбирное печенье, оно могло уже подсохнуть, но должно быть еще вполне съедобным, - уточнила она, в голосе слышалось радушие гостеприимной хозяйки.
Наконец у Бетти появилась возможность отгородиться от внешнего мира, с его полицейскими, их дурацкими вопросами и хорошенько подумать. Это самое "подумать" не давало в полной мере насладиться процессом, который в иных обстоятельствах имел медитативный характер, однако другого выхода не было. В считанные минуты Элизабет превратила два бесформенных куска теста в пирог, который в скором времени должен был подрумянился и источать сладкий запах выпечки, и отправила его в духовку. Перепачканные пальцы, на этот раз в вишнёвом варенье, миссис О'Горман поочередно отправила в рот. Инфантильности ей было не занимать. Грязная посуда была сгружена в раковину, а руки тщательно вымыты, но одно дело еще осталось незавершенным. Незваные гости терпеливо ждали.
А подумать стоило основательно. Насколько хорошо Бетти удавалось менять маски в зависимости от ситуации, настолько из рук вон плохо она умела врать. Широкая лучезарная улыбка - это одно, а удобоваримая лапша на ушах, которую хотя бы отчасти можно было охарактеризовать, как имевшую место быть историю, а не бред сумасшедшего – это совсем другое. Все дело в практике. Отец всегда распознавал не то что ложь, даже малейший намек на увиливание, тогда как претворяться счастливой в его присутствии не приходилось. Зато приходилось за пределами отчего дома, в чем Бетти и преуспела. Вот и получалось, что сыграть эмоцию не составляло труда, а рот лучше было держать на замке.
Лиз вытерла руки о фартук и прошла к окну. На подоконнике, помимо маленького телевизора с выпуклым экраном, который любила смотреть О’Горман старшая, всякой всячины вроде вязания, журналов и прочего барахла, стояла чистая пепельница и давно початая пачка сигарет. Обычно, чтобы покурить, Бетти выходила на улицу, на худой конец открывала окно, но не в этот раз. Старая грымза и пикнуть не посмеет, ведь от Бетти сейчас зависело благополучие ее сыночка.
- Вы записываете, мисс МакКормик? – не глядя на констебля, напомнила Элизабет и запалила сигарету. – Хорошо, потому что повторять дважды мне бы не хотелось.
Бетти опустилась на табурет, на котором прежде стояла миска с вареньем. Она поставила пепельницу перед собой и оставила пачку на столе, тем самым сделав констеблям негласное предложение угоститься.
- Как доктор Келли описала характер травм? – Бетти посмотрела на Фроста. В этой парочке он был слабым звеном, на него и следовало играть. Не дожидаясь ответа, она продолжила, - дело в том, что некоторые люди по природе своей впечатлительны и склонны к преувеличению, разве я не права, мистер Фрост? По этой причине у них хорошо развита фантазия. Я конечно не психолог, но могу предположить, что доктор Келли представила себе неверную картину действительности.
О, нет, Айрис Келли не была ни впечатлительной, ни склонной к преувеличению. Она была паршивой дрянью, которая совала свой длинный, не в меру любопытный нос в чужие дела. Бетти глубоко затянулась и чуть запрокинула голову назад, выпуская дым. Спасибо тому, кто обнаружил чудесные, животворящие свойства табака. Теперь ей предстояло изложить свою картину действительности, как бы абсурдно она ни звучала.
- Как бы там ни было, на самом деле все предельно прозаично. Думаю, вы согласитесь, что спорт - довольно травмоопасный вид деятельности. Даже такая безобидная вещь, как массажер для спины, способна оставить травму…травмы. Кроме того, увы и ах! у меня светлая кожа, на которой остаются следы даже от малейшего прикосновения, – вещала Лиз, глядя то на вазочку с печеньем, то на тлеющий кончик сигареты, то на констебля Фроста. На МакКормик она не смотрела.
- А это, - Бетти опустила указательный палец на пластырь у себя на лбу, - бытовая травма. Вы, безусловно можете предъявить обвинения дверной ручке и телефону, которые, несомненно, были в сговоре против меня, - заключила Лиз, давя окурок в пепельнице.