Они вполне могли бы провести это утро вместе, раз уж разрешение было аж до полудня. Времени было полно. Они могли бы позавтракать по-человечески, погулять по городу или просто посидеть и потрепаться как брат и сестра. Могли бы, да. И это было бы хорошо, правильно даже. Вот только Джетро уже не хотел ничего, только вернуться побыстрее обратно в центр. Еще вчера он был бы рад оказаться как можно дальше от Хедли Корта и как можно дольше не видеть уже изрядно осточертевшие лица охранников, санитаров и особенно докторов, в частности Беннета. Но сегодня все было по-другому. Сегодня он хотел увидеть его и при том как можно скорее. Буквально не мог дождаться, когда уже окажется с ним лицом к лицу.
— Видимо, семейное торжество ему с утреца стало не в радость, — пожал он плечами, когда Рене заметила машину Беннета и удивилась. — А может он просто свалил из дома, чтобы не мыть посуду. После праздничных ужинов всегда остаются горы посуды.
Странно было говорить о такой ерунде, когда было столько куда более серьезных и актуальных тем, но Джетро уже решил про себя, что не будет втягивать Рене во все это. Ей не нужно знать. Ее это никак не касается. Она не заслужила, в конце концов. По хорошему ему следовало попрощаться и выйти из машины, едва она остановилась, но он как будто пристыл к сидению и не мог пошевелиться, только крутил в пальцах остатки вчерашней сигары и щурился. Свежевыпавший снег был таким белым, что отражающийся от него утренний свет слепил до рези в глазах.
Они просидели так в полной тишине какое-то время. Слабое напряжение, которое витало в воздухе салона еще в Лезерхеде, стало ощущаться сильнее. Потому что нельзя просто сидеть и молчать без причины. Особенно тогда, когда нужно сказать так много. Рене заговорила первой. Он даже почувствовал облегчение от этого, но это было мимолетным ощущением. То, о чем она говорила, напрягало куда больше, чем молчание.
— Нет, — сухо и совершенно безэмоционально отрезал Джетро, когда она замолчала и посмотрела на него. Он не столько увидел это боковым зрением, сколько почувствовал кожей. Он физически ощущал ее взгляд каждый раз, когда сестра смотрела на него, и это его тревожило, потому что он не знал, что она видит. Раньше ему всегда было наплевать на то, кто и как на него смотрит, а теперь почему-то нет. Теперь он испытывал смутное ощущение, что должен как-то выглядеть в ее глазах. Как-то вполне конкретно и желательно лучше, чем он есть на самом деле. И ему это не нравилось. Не нравилось настолько, что раздражало не на шутку.
— Не нужно ничего никому передавать, — вновь заговорил он после недолгой паузы. — Вообще ничего обо мне не говори. Ни отцу, ни матери... Никому. Ты меня не видела, не знаешь, что со мной, тебя просто ко мне не пустили. Ясно? Будет лучше, если ты скажешь, что все это оказалось случайной ошибкой. Что они просто перепутали личные номера, а обо мне по-прежнему ничего не известно. Поверь, так будет лучше для всех. Для вас и для меня тоже, — Джетро замолк, покусывая губы, словно уговаривая себя больше не говорить ни слова, но потом все же решился. — И не приезжай больше. У тебя новый семестр на носу и наверняка полно куда более важных дел. Езжай обратно в Эдинбург. Завтра же.
Его тон был так похож на приказной и не терпящий возражений, что Джет поморщился, но даже не попытался как-то смягчить это впечатление. Ему вдруг пришло в голову, что Рене будет легче уехать, если он ее обидит, как-то заденет или может быть даже разозлит. Еще бы придумать как... Обычно ему было достаточно пары секунд, чтобы придумать что-то, что могло вывести человека из себя, но сейчас голова соображала в этом направлении крайне неохотно. Подсознательно он не хотел обижать сестру, да и сознательно тоже. Тем не менее, это было необходимо.
— Возвращайся домой, Кенз, — сказал как отрезал и, уже выбираясь из машины, бросил через плечо. — Поиграли в семью и хватит.
Он захлопнул дверцу и наконец-то выдохнул в морозный воздух, ощущая, как в груди заворачивается настоящая черная дыра из отвращения к самому себе. Рене не заслужила такого отношения. Кто угодно, но только не она.
— Какой же ты ублюдок, Макрей, — пробормотал он себе под нос, на ходу раскуривая сигару с помощью зажигалки, которую стащил из бардачка машины. Высокие и массивные двери реабилитационного центра были уже близко. Осталось только пересечь эту границу и оставить позади все то хорошее, что было вчера и частично этим утром. Первое за многие годы настоящее Рождество, которое он провел с семьей.
[info]<br><hr>28 лет, военный<hr>[/info][icon]https://forumstatic.ru/files/0012/5c/b4/10708.jpg[/icon]

Отредактировано Jethro McRay (2018-06-20 18:09:54)

Остановившись резко, словно наткнулся на невидимую стену, Джетро прикрыл глаза и вдохнул так глубоко, что даже ребра затрещали от усердия. Ну, конечно. Нужно было быть полнейшим кретином, чтобы решить, что Рене просто так от него отстанет. Уж точно не после того, как он так безыскусно спалился. Знал ведь, что сестренка все поймет. Она всегда была не по годам смышленым ребенком, а теперь выросла в умную девушку, которой не понадобилось много времени, чтобы разобраться, что к чему. Всего каких-то несколько секунд на то, чтобы сложить два и два и сделать правильные выводы. В морозном воздухе все еще звенел ее голос, когда он обернулся и посмотрел на сестру, которая позвала его по фамилии, чего не делала уже очень давно. Так давно, что он уже почти забыл, каково это. Теперь настала его очередь слушать. Смиренно, как преступник, которому выносили приговор и который заслужил все это, до самого последнего слова. И Джетро слушал, глядя на приближающуюся к нему девчонку, как затравленный зверь. Он не отводил взгляда и, кажется, даже не моргал. Перед ним была не просто обиженная девчонка, это была взрослая девушка, молодая женщина даже и женщина эта была не на шутку зла на него. Ее злость выплескивалась жгучей кислотой вместе со словами, которые она буквально выплевывала на каждом шагу, и именно она в конечном итоге заставила Рене толкнуть его, словно они были повздорившими на детской площадке детьми. Он выстоял и не поморщился даже, хоть и почувствовал тупую боль в не заживших еще толком ранах. Все это было ерундой по сравнению с тем, что чувствовала Рене. Ее обида искрила в воздухе и горчила на языке, как смолистый привкус крепкой сигары. Она пропитывала их обоих насквозь, отравляя. Но Джетро все равно молчал. И продолжал молчать до тех пор, пока Рене не задала тот самый вопрос, который интересовал ее больше всего. На секунду он даже испытал облегчение, потому что ждал этого. Не хотел слышать и тем более отвечать, но почему-то все равно ждал, что она задаст именно его.
— Ничего не меняется, — рассмеялся он таким же горьким смехом, как и Рене до того. — Я по-прежнему засранец, а ты все та же доставучая заноза, подросла только. И все как прежде. Будто и не уезжал никуда.
Это было правдой лишь отчасти. Все действительно было как прежде, бередило те же нервные окончания и пробуждало воспоминания о тех мелочах, которые он и не вспомнил бы в другой ситуации. Рене, как доза физостигмина, поддавала его памяти пару, поднимая из пыльных углов мельчайшие детали, давным давно погрязшие в пучинах забвения. Джетро смотрел на Рене и видел ее мать, женщину, из-за которой он буквально сбежал из дома. Они были совершенно разными и в то же время в чем-то неуловимо похожи. Другой и не заметил бы, но он слишком хорошо знал их лица, их мимику и их повадки, чтобы не предавать значения тем мелочам, которые замечал против воли. Ему было достаточно этой малости, чтобы принять решение. Он шагнул к Рене, в один миг сократив разделяющее их расстояние, и угрожающе навис над ней закаменевшим изваянием. Если бы не усмешка, в какой-то момент осветившая его лицо, можно было бы с легкостью решить, что он вот-вот ее толкнет или ударит. Но они оба знали, что он не посмел бы это сделать. Рене он всегда причинял боль по-другому.
— Ты так похожа на свою мать. Так похожа, что даже жутко, — произнес Джетро, наконец, когда молчание слишком затянулось. — Уезжай. Пожалуйста. Сделай одолжение нам обоим и просто уезжай. Я не хочу снова все испортить, — он посмотрел на нее почти умоляюще, а потом снова улыбнулся и, подняв руку, стер с раскрасневшейся щеки девушки не то слезу, не то растаявшую от ее опаляющей злости снежинку. — В тот день, когда я пришел в себя, было двенадцатое декабря, верно? Особенный для тебя день.
Повинуясь внезапному наитию, Джетро склонился и коснулся губами ее лба, прикрытого растрепавшейся челкой. Это было все, что он мог себе позволить. Отстранившись, он тут же развернулся и скрылся за массивными дверьми реабилитационного центра. Сигару он так и не выкинул и усердно дымил всю дорогу до кабинета Беннета. Сегодня тоже был особенный день. Сегодня он выписывался.
[info]<br><hr>28 лет, военный<hr>[/info][icon]https://forumstatic.ru/files/0012/5c/b4/10708.jpg[/icon]

Отредактировано Jethro McRay (2018-06-20 18:08:46)